Наконец, неумолимая смерть разделила обоих, и старик, который при жизни ни о чем другом, кроме денег, не думал, и всем вокруг себя навязывал свою железную волю, умер и был погребен со всеми почестями, не особенно оплакиваемый кем-либо.
Яблоко от яблони падает недалеко. Иаков Зуренбург не знал ничего другого, кроме холодного себя-любия. Можно ли было ожидать иного от его сына? Гак и для него накопление денег стало самым важным делом в жизни. В деревне он считался знающим и трудолюбивым человеком. Ни один не сеял хлеб и не косил клевер, пока Кеес не сделает этого. Для многих крестьянин из Оттернхофа был советчиком в различных ситуациях; и хотя Зуренбург держался всегда спокойно и отчужденно, нельзя было сказать, чтобы он бывал неприветливым и отказывал кому-либо, когда к нему обращались по разным вопросам.
Он был членом правления церкви и общинного совета и как то, так и другое придавало ему с годами особый вес.
Большой выгоды от своих маленьких должностей он не имел, но его самолюбию льстило, что его избирали туда. В глубине своего сердца крестьянин из Оттерн-хофа был о себе высокого мнения, но он вел себя так, что никто, собственно, этого и не замечал. Правда, он не позволял другим заглядывать себе в душу, и едва ли кто мог заметить в его жестких неподвижных чертах радость или печаль, гнев или сочувствие.
В то время как батрак снова погнал свою лошадь, торопясь домой, крестьянин прошелся по своим владениям. Большая стая кур, кудахтая, бегала по двору, а в пруду, примыкавшем к задней части двора, крякали, гоготали и возились утки и гуси между кормушкой и водяными растениями.
Справа от подворья тянулся большой участок выгона, и хотя и здесь трава нуждалась в увлажнении, все же она была заметно выше и свежее, чем на лежащих в отдалении лугах. Дело в том, что крестьянин из Оттернхофа приказал вырыть глубокие ямы; в эти ямы вода поступала из пруда позади двора, который в свою очередь был соединен канавой с маленьким, но очень глубоким озером.
Взгляд Зуренбурга скользнул по всему этому, но лицо его не выразило ни удовлетворения, ни самодовольства. Через несколько мгновений он открыл дверь дома и вошел через простые сени в жилое помещение.
Все в большой комнате говорило о прочности и заботливом отношении; но хотя теплые и яркие лучи солнца весело проникали через белоснежные шторы, внутри все казалось угрюмым и холодным.
Перед большим зеркалом, висевшем на медном крючке между тяжелым дубовым шкафом и широким камином, стояла крестьянка, и зеркало отражало фигуру нарядной, чисто одетой крестьянской женщины Северной Голландии.
Да, жена крестьянина была очень красива, а когда ее звали еще Анна Даалсен, она была намного красивее. В те времена она могла еще радостно смеяться и умела петь разные веселые песни. Однако, став Анной Зуренбург, она уже больше не смеялась, и в Оттернхофе никто и никогда не слышал, как она ноет.
Анна еще только вступала в весну своей жизни, когда она познакомилась с молодым учителем, недавно приехавшим в деревню, который понравился ей больше, чем все крестьянские сынки, которых она знала. Иногда она встречалась с ним, казалось бы, большей частью случайно; в конце концов, в деревне начались разговоры, что дочь Ари Даалсена гуляет с длинным молодым учителем. Могло ли это понравиться зажиточному крестьянину?
Скоро старый крестьянин ясно показал, что его душа совсем не лежит к школьному учителю. Между тем мать Анны помогала молодым влюбленным, так что крестьянину было довольно трудно помешать тому, что он считал позором для своего древнего крестьянского рода.
Но затем на жизнь Анны упала тень - заболела мать. Крепкую крестьянку, не знавшую до сих пор, что такое болезнь, скрутило так, что ни искусство врачей, ни деньги крестьянина Даалсена, ни страстные молитвы Анны не смогли спасти ее от смерти.
Но после смерти матери крестьянин Даалсен показал себя жестоким и неумолимым по отношению к увлечению своей дочери. Временами ярость крестьянина была такой ужасной, что он угрожал своей единственной дочери, что он скорее укажет ей на дверь, чем когда-нибудь уступит, чтобы она привязалась к „этому задрипанному учителю".
Однажды летом, в полдень, когда Даалсен неожиданно вернулся с поля, он застал молодых людей врасплох. Они углубились в беседу и заметили появление крестьянина только тогда, когда он грозно навис над ними. Испуганно вскочили они со скамейки под окном, и Хендрик ван Бинген, молодой учитель, хотел было объясниться; но дрожащий от бешенства крестьянин обрушил на молодого человека град оскорблений, дав ему напоследок пинка.