Франс, действительно, на многое был способен, что он вскоре и показал.
В этот первый вечер в Оттернхофе мальчик долго не мог уснуть. Поток мыслей и чувств не давал ему покоя. Прежде всего он задумался о своем новом окружении. Новым пристанищем он был доволен. Мальчику нравилось, что его разместили подальше от остальной челяди. И потом, он ясно ощущал близость животных, которые находились прямо под ним. Животных он любил. Сколько раз дрался он с другими маль-читками, чтобы защитить какую-нибудь кошку или собаку. Над его головой попискивали мыши, а по толстой перекладине туда-сюда бегали две крысы. Франс добродушно смотрел на них. Он их совсем не боялся. Он знал, что крысы его не тронут, так как здесь хватало достаточно корма для всех крыс деревни.
В задней стене было два маленьких окошка с массивными деревянными ставнями. Очевидно, их давно не открывали, поскольку они были густо покрыты паутиной. Франс широко распахнул их и выглянул наружу. Глубоко вдыхал он свежий вечерний воздух, долго вглядывался в широкие поля, тихо и мирно лежавшие вокруг Оттернхофа. Позади полей сплетались ветвями огромные ивы, а прямо над ними возвышались светлые купола старой деревенской церкви. А за этими ивами Франс узнал могилу своей матери. Ах, мама! Она и Ментье были последними людьми, которых он любил. А теперь на всем белом свете не было никого, кто был бы к нему привязан, кто интересовался бы им, заботился бы о нем. Для них всех он был только Летучей Мышью.
Время, когда он с матерью перебрался в эту деревню, было самым счастливым в его жизни; о годах, проведенных в городе, он совсем не вспоминал. Да и для матери последние годы были счастливее. У нее здесь было больше времени заниматься своим сыном. Франс сознавал, что она старалась приобщить его к Господу Иисусу, Спасителю и Избавителю, подарить ему утешение и силы, которые она ежедневно черпала через свою веру и преданность. Многое, что она часто рассказывала своему сыну, на всю жизнь осталось у него в памяти.
Как часто предостерегала она его! Нередко соседи или знакомые жаловались ей на него по разным причинам. И мать тогда предупреждала:
- Помни, Франс, Господь все это видит и слышит! Прежде всего ты поступаешь так с Ним! Однажды ты должен будешь держать ответ. - Но она напоминала
ему всегда и о любви Господа: - Он любит тебя, Франс, не забывай этого! За тебя Он послал в мир Своего Сына, Который, как Избавитель, отдал Свою жизнь на кресте Голгофы, чтобы спасти также и тебя. Подумай - и тебя! Всякий верующий в Него, приходящий к Нему, Спасителю, со своими грехами, принимающий Его на веру, получает прощение и вечную жизнь - и ты тоже, Франс.
Поля, пастбища, колокольни - все погружалось постепенно в темноту, растворяясь перед взором одинокого мальчика. Еще некоторое мгновенье он неподвижно смотрел на могучие ивы. А потом перевел взгляд к небу. Появились первые звезды.
- Тот, что там, наверху в небе, любит меня, любит? Зачем же тогда Он забрал от меня мою маму?
Франс отвернулся от окна, потому что на улице стало совсем темно. Так же темно было у него на сердце.
На следующее утро с росой Франс был уже на ногах. Казалось, что в Оттернхофе все еще спали глубоким сном. Природа только-только пробуждалась, квакали лягушки, птицы пели свои утренние песни.
Франс глянул в маленькое отверстие окошка и задумался. „Глупые все-таки парни здесь на дворе! Стояли и насмехались над маленьким мальчиком, потому что он не мог в один прием снять свой тяжелый сундук с повозки! А то, что этот сундук поранил ему своими острыми краями коленки, к счастью, никто не заметил. Усмешки еще пропадут у них, они еще узнают Летучую Мышь!"
Но был там некто, вступившийся за него: „Отец, прикажи людям помочь мальчику...", - он хорошо запомнил эти слова маленькой дочери Зуренбурга. В будущем, везде и всегда, она может на него рассчитывать. Но этот Ариэ Бальзем! Что он сделал этому человеку, что он был с ним так груб и неприветлив?
Вдруг Франс громко рассмеялся и вскочил с лежанки. Он развязал толстый канат, стягивавший его сундук, и открыл крышку. Осторожно он достал свой выходной костюм, куртку и брюки. Потом все это набил соломой, а через брюки и куртку протянул шнур так, чтобы конец шнура высовывался сверху из куртки. Наконец, он сделал из соломы шар, изображавший голову, надел на нее свою шапку и подвесил куклу к крепкой балке как раз над своей лежанкой. „Этого Ариэ Бальзема от страха удар хва-тит!“ - прошептал он себе и зарылся глубоко в солому, откуда можно было чуть-чуть подсматривать.
Правда, какое-то мгновенье он помешкал, потому что на память ему вдруг пришли слова матери: „Франс, будь благоразумным, помни, что Господь все видит!" Но потом он увидел перед собой сердитое лицо Бальзема, вспомнил его суровый голос и окончательно решил: „Он хорошенько перепугается, однако, от этого не умрет!" Затем закрыл глаза и притворился, что крепко спит.