И вот Франс был уже в пути. Он пошел дорогой, ведущей через луга, затем через пролесок вдоль озера хотел добраться до леса, который в этом месте граничил с поместьем Люденхоф. Однажды уже побывав в этом лесу, он мог быть уверен, что никого здесь не встретит. Совсем недавно он слышал рассказы о том, что барон и его жена проводили зиму на теплом юге и оставляли в Люденхофе только несколько слуг и старого управляющего.
Франс взял с собой удочку и, покидая Оттернхоф, намеренно прошел мимо кухонного окна, пряча красный узел, который держал в руке. Он знал, что Янс видит его, и когда в полдень за обедом кто-нибудь спросит о нем, то никто и не удивится, что он не вернулся. Туман становился все плотнее, и Франс пошел быстрее. Он надеялся оказаться в лесу еще до наступления ночи.
Теперь он очутился в том месте, где он так часто перепрыгивал канаву. Он остановился и в раздумье огляделся вокруг. Затем он нагнулся, снял обувь и носки и перебросил их через канаву; за ними последовали удочка и красный, завязанный в узел, носовой платок с немногими пожитками. Затем он высоко завернул брюки, еще раз прикинул расстояние до другого берега, разбежался и, сильно оттолкнувшись, прыгнул через канаву. Но он приземлился не на сухое место, а в илистую часть откоса. Однако это не огорчило его. Он подхватил свой узел и удочку, башмаки и носки и через несколько минут добрался до огромной ивы. Тут он немного перевел дух. А затем пошел вдоль берега озера. И снова оглянулся на мгновение. Еще не раз он спускался с крутого склона к воде, мыл ноги, выбирался на сухое место, клал удочку и шапку на край обрыва, смотрел на следы, остававшиеся после него, и шептал: „Так, если им придет в голову идти искать меня, то они, наверняка', догадаются, что произошло с Летучей Мышью. В Оттернхофе меня больше не увидят!"
Затем он пошел назад к старой иве. Порыв ветра тряхнул ветки, и в воздухе закружились бесчисленные облетавшие листья. Смеркалось, и в плотном тумане одинокого мальчика пробрала дрожь жути. Ему было тяжело прощаться со старой могучей ивой. Это уютное убежище, куда кроме него уже несколько лет никто не приходил, было дорого ему. Здесь он часто бывал один - наедине с горечью в сердце, с мыслями о мести, с сильной страстью к свободе-, но также и наедине с воспоминаниями о матери и о навсегда утраченном доме. Увидит ли он снова деревню, домик матери на ее окраине и ее могилу? Его тянуло вдаль, к большому морю...
„Они все были против меня, никто не жалел меня, все смотрели на меня свысока", - упорствовал он.
Но - разве не взяли его в дом хорошие люди, когда умерла мать? Разве не оставалась пожилая фрау возле матери, лежавшей при смерти? А Йоханна Зуренбург? Разве не положила она на зеленый сундук три бутерброда, предназначенные специально для него, нищего мальчишки, которого одолевал голод? Действительно ли все были против него?
А разве он сам не давал поводов к раздорам? А разве не сам он был виноват в том, что из-за своей обидчивости и ужасного поведения не ладил ни с кем? Правда ли, что вся вина лежала только на других?
Зачем ломать над этим голову? Прочь! Все прочь! Я не пойду в сиротский приют, никогда! Смотри вперед, Летучая Мышь! Назад дороги нет! Смотри вперед!
И тут мальчик опустил лицо и прислонил голову к мощному стволу ивы. Бурные рыдания сотрясали все его тело. Прощание длилось несколько мгновений. Когда некоторое время спустя Франс Ведер снова прокладывал себе дорогу сквозь плотный кустарник, он снова был старой, отважной, ничего не боящейся Летучей Мышью.
Он надеялся, что через лес Люденхофа он доберется до другого конца деревни, оттуда тропа вела через открытое поле к проселочной дороге. Он все еще пытался сориентироваться в темноте, но уже скоро потерял направление и поэтому решил выбраться из леса как можно скорее.
Когда рассвело, Франс брел по открытой местности через поля и леса, пастбища и болотистые места. Местность была ему совершенно не знакома. Он с опаской всматривался вдаль, поскольку плотный туман затруднял ему путь в нужном направлении. Он шел, едва переставляя ноги от сильной усталости, ведь ночью он совсем не спал. Когда возле какой-то возвышенности туман немного рассеялся, Франс издалека увидел верхушки церковной колокольни -должно быть, там была деревня. У Франса не было никакого желания в ближайшие два-три дня встречаться с кем бы то ни было и прежде всего, с людьми, которые его знали. Он намеревался добраться до крупного портового города, по возможности, незамеченным. Днем он должен был прятаться, а ночью идти. Совсем изнуренный, он искал какое-нибудь подходящее убежище, которое могло послужить ему и местом для отдыха. Наконец, в сотне метров от дороги на невспаханном поле он обнаружил маленький сарай. Наверное, владелец хранил там инструменты для обработки земли. Франс устало добрел до этого сарайчика, лег прямо на пол, подложив узелок с выходным костюмом под голову, и через мгновение заснул.