Каких только «машин времени» не понаделали в своих опусах писатели-фантасты, начиная с Герберта Уэллса! Однако одна из них существует на самом деле, существовала всегда и в будущем не исчезнет. Имя ей — воображение. Заполнив ее топливный бак знанием, можно смело пускаться в путь по векам и странам. В этот раз нам предстоит побывать в Москве, на том месте, которое сейчас именуется Красной площадью, и в прилегающих к ней переулках и улицах, надежно огражденных крепкими стенами Китай-города. Впрочем, стен этих пока еще нет: ведь ставились они в 1535–1538 годах, а наша первая остановка — в 1485 году.
Шумно и суетно здесь и весьма многолюдно. Оно и неудивительно: ведь тут — самое сердце великого торга давно уже первопрестольного русского града. Бесчисленными рядами тянется торжище. И в каждом ряду — свой товар. Чего только тут не сыщешь — и местного, и привозного. С трудом протиснувшись сквозь толпу, подходим к ряду с товаром, от которого в глазах рябит. Смуглые чернобородые торговцы растягивают в руках пестрые восточные ткани. У иных — тяжелая, что и гнется с трудом, золотая парча-алтабас: такую самому великому князю надеть не стыдно. Другие купцы предлагают ткани попроще, из хлопка, называются «киндяки». Опытные покупщики смотрят ткань на просвет, мнут в руках. И некоторые из них, с видимым трудом выговаривая явно непривичное слово, спрашивают хозяина: «Почем аршин?» А в соседнем ряду торгуют явные «немцы» — то ли из далекой Фландрии, то ли даже «англинские немцы» из-за моря. Но там счет другой: не на аршин, а на «локти», куда более и продавцам, и покупателям привычные.
Небольшое усилие воображения — и мы переносимся на три четверти века вперед, в шестнадцатое столетие. Картина мало изменилась. Но только уже всюду, во всех рядах меряют товар только аршинами. Но вот проходят два иноземца. Прислушаемся к их разговору. Первый из них итальянец Рафаелло Барберини наставительно говорит своему, видимо, менее опытному соотечественнику: «У московитов для полотен и для сукон и для всех прочих материй мера одна. Называется ена аршин, а другой меры нет!»
Да, всего за несколько десятилетий произошло поистине удивительное явление: мера, которой вначале пользовались только при покупке восточных тканей, стала использоваться для измерения любой другой длины. И это обстоятельство ученые-метрологи до сих пор не могут сколько-нибудь обстоятельно объяснить.
Аршин пришел на Русь вместе со своим собственным именем. Слово это звучит одинаково во всех тюркских языках и всюду означает единицу длины, примерно равную вытянутой руке средних размеров мужчины. Тюрки заимствовали это слово от персов, а те, в свою очередь, от индийцев. Смысл же его всюду одинаков: единица длины, приблизительно от 67 до 72 сантиметров в метрическом исчислении.
Предшественником аршина на Руси был «локоть». Сейчас мы называем локтем самый сгиб руки. Тогда же под этим названием подразумевалась длина согнутой руки от этого самого локтевого сгиба до кончика среднего пальца. «Локтями» мерили длину едва ли не все народы мира. Разумеется, у всех людей этот «локоть» неодинаков. В среднем же считали в нем чуть менее 47 см (впрочем, несколько изменяя положение руки, в различных странах и местностях получали и другие размеры: например, «малый локоть» — от сгиба руки до конца сжатого кулака, «целоручный» — от плеча до сжатого кулака, «кольцевой» — от локтевого сгиба до кончика среднего пальца, а затем по ладони до запястья).
Самопроизвольное утверждение аршина заставило наших предков отыскать ему место в ряду других единиц длины. Его стали понимать как 1/3 сажени (о ней мы расскажем чуть позже) или как четыре пяди (пядь — от глагола «пялить» — это расстояние между разведенными в сторону пальцами, большим и указательным или средним; пяди бывали тоже разные). Именно широкое распространение аршина привело к изменению названия пяди — она стала называться «четвертью». В аршине считали 16 вершков, а сама эта мера, прежде мало распространенная, сделалась общеупотребительной именно с переходом к счету на аршины (слово же обозначает «верх пальца», как объясняет это понятие В.И.Даль в своем знаменитом «Словаре живого великорусского языка»). С пальцем же связана и другая дробная часть аршина — «дюйм» («большой палец» по-голландски). 28 дюймов повелел считать в аршине Петр I, падкий до всего иноземного. Оказалось, однако, что дюймы уложились в аршин без остатка. Заодно удалось как бы связать русскую систему мер с английской, что было весьма удобно: ведь Англия в ту пору слыла «мастерской мира», а торговля с ней весьма много значила для России.