Важнейшее условие психотерапии— вселить в человека бодрость, уверенность в своих силах, основанные на реальных жизненных возможностях. Врач никогда не внушает больному ложные представления, которые могут лишь усугубить его конфликт с реальностью. Успокоение, которое психотерапия приносит больному, пробуждает в нем новые силы.
Религия же проповедует примирение со страданием, спасение от него в молитве. Приверженцы религии полагают, будто внушение покорности и смирения оказывает лечебное воздействие, что оно, мол, приносит желанное успокоение при подавленном настроении, тоске, тревоге, при нервно-психических расстройствах. Не преодолеть болезнь, а примириться с ней, не бороться за здоровье, а погрузиться в молитву — таков истинный смысл церковного утешения и успокоения. Призрачное, обманчивое успокоение!
У тридцатипятилетней работницы, назовем ее Еленой, в результате семейных неурядиц и длительной болезни развились явления невропсихической астении, слабость, утомляемость, рассеянность, плаксивость, усилилось всегда ей свойственное чувство беспокойства, тревоги. Рядом оказалась соседка — деятельница церковного «актива». Она сумела направить мысль Елены к религии, в которой можно, мол, найти утешение и успокоение.
Потянулись длительные церковные службы, собеседования с духовными лицами и фанатичными «мирянами» о тщете земных интересов, о неизбежности страданий, о необходимости найти забвение в вере. Стало ли легче Елене? Как впоследствии она сама рассказывала врачу, она невольно постоянно думала, что страдания неизбежны, ее мучила тревога. «Смотрю на свой дом, на фабрику, на людей — в голову лезут мысли: все это не вечно, — и дома как-то сразу уменьшаются, начинают качаться, люди становятся маленькими и все кажется нереальным».
Усилившиеся болезненные явления привели Елену к психиатру, и только стационарное лечение, разрыв с религиозными «доброжелательницами» способствовали выздоровлению.
Разумеется, не всегда вред от психической обработки, которой подвергаются верующие, выступает с такой очевидностью.
Вспоминаю другую свою пациентку. Фамилию и в этом и в других описываемых случаях мы по понятным причинам не называем. Путь этой женщины в религию примерно такой же, как у Елены. Она молилась по многу часов, по ночам читала евангелие, отбивала земные поклоны. И вот однажды она выбежала на улицу с истерическим плачем, никого не узнавая, призывала прохожих молиться. Острый психоз.
Машина «Скорой помощи» доставила несчастную в психиатрическую больницу. Только после месяца энергичного лечения состояние ее улучшилось.
Советы «исцелять» молитвами и богослужениями свое подавленное настроение и головную боль принесли большой вред и больному, у которого в результате травмы повысилось внутричерепное давление. Ему требовались покой и неотложное лечение. Но, повинуясь религиозным фанатикам, больной обращался за помощью не к врачам, а к священнослужителям. Только с большим опозданием жена поместила его в больницу. Промедление тяжело отразилось на его здоровье.
Церковь упорно стремится удержать в своих «идейных владениях» область психической деятельности человека и психическое воздействие на его здоровье.
— Душевная деятельность — это дар божий, — объявляют священнослужители. — Она не может быть познана человеком. Попытки же понять природу психических явлений есть грех, «похоть очей и гордость житейская».
Ритуал отправления религиозных культов, обряды богослужения всегда преследуют единственную цель: воздействовать на психику человека, на его чувства. Для этого и разработаны такие красочные и умиляющие сердца ворующих «действа», как торжественные молебны, песнопения, процессии.
Нагнетая эмоциональный подъем, служители культа легче могут поддерживать веру в таинственную сверхъестественную силу бога, в том числе и в его целительную силу. Нужно при этом учитывать и взаимное влияние молящихся друг на друга, то, что выдающийся отечественный психиатр и невропатолог В. М. Бехтерев называл взаимовнушением.
Религия давно и умело, оптом и в розницу пользуется таким сильнодействующим средством, как внушение.
В капиталистических странах после второй мировой войны священники стали изучать психотерапию и действовать не только как проповедники, но и как психотерапевты. Их задача в первую очередь примирить верующих с действительностью мира наживы и эксплуатации, убедить людей, что тяготы жизни и страдания неизбежны.
Меняются времена — обновляются методы, к которым прибегают священнослужители. Незыблемым остается социальный заказ, который они с рвением выполняют, — внушать смирение, непротивление злу. А для этой цели как нельзя более подходит тактика успокоения. И делается это, конечно, не ради истинного благополучия людей. Это лишь один из способов религиозного порабощения.
Мнимое успокоение, основанное на извращении действительности, парализующее активность человека, не может принести пользу ни когда он здоров, ни тем более когда он болен.
«Исцеление» бесноватых. С картины П. Рубенса.
Призвания, звания, чуткость
А. Родионов
РОВНО в семь утра, как и условились, я звоню в дверь квартиры хирурга Юхвидовой. Звоню осторожно, боясь нарушить покой других обитателей квартиры. Мне никто не отвечает. Звоню еще раз. Тщетно.
Москва уже давно проснулась. Чувствуется, как с каждой минутой нарастает, наливается гул на ее улицах. Вспоминаю, как таким же летним утром, лет десять назад, я шел по городу с Николаем Николаевичем Любимовым, приехавшим в столицу из небольшого поселка в Донбассе. Более пятидесяти лет врачевал он на шахте. Старик нес голову высоко, хотя ему уже тогда перевалило за восемьдесят. Любопытна жизненная история этого человека.
В 1898 году Петербургская Военно-медицинская академия праздновала 100-летие своего существования. На концерте, данном в честь юбилея, присутствовал военный министр Куропаткин. После выступления Любимова — а он пел отличным басом — министр вызвал его к себе в ложу и сказал: «Бросай медицину. Поедешь в Италию учиться петь».
Любимов отказался, подчеркнув, что он медик по призванию. Это рассердило министра. И вскоре «непокорный» врач был отчислен из армии и направлен в Донбасс.
— Вы спрашиваете, не пожалел ли я, что остался медиком и всю жизнь лечил тела, а не души? — обращался он ко мне. — Нет, не пожалел. Я только того понимаю истинным медиком, кто, кроме знания дела, всем движением натуры — врач. Исцелитель. Может быть, вам случится увидеть, как начинают теплеть глаза больного при встрече с таким врачом, тогда вы вспомните меня. Такой врач не может стать ни артистом, ни конструктором.
Я ВСПОМНИЛ эти слова в клинике заслуженного деятеля науки профессора А. Н. Рыжих, когда вместе с моим коллегой Юрием Королевым шел по длинному коридору вслед за молодой женщиной-хирургом. Был конец дня, пустовали лаборатории, рентгеновские кабинеты; хирургическая — большая и тревожная — тоже замерла до завтрашнего дня. Либо до того крайнего случая, когда для врача нет ни дня, ни ночи. Нас вела за собой Жанна Михайловна Юхвидова — доктор наук, профессор. Энергичная в движениях, с ярко-золотыми волосами, она казалась немножко более праздничной, чем нужно для врача, когда он идет от комнаты к комнате, где неподвижно лежат люди с усталыми — лицами, непроизвольно и скорбно смотрящие прямо перед собой. Жанна Михайловна присаживалась к постели больного. Они о чем-то переговаривались — больной и его врач, — пока мы замирали возле двери.
Наверное, здоровый человек никогда не поймет тайного значения такого прихода врача к тому, кто перенес тяжелую операцию, не поймет, почему становятся другими глаза прикованного к постели человека. Все оставшееся после ухода врача время, может быть, всю ночь больной будет перебирать тончайшие оттенки фраз своего доктора, сравнивать разговор вчерашний и сегодняшний и надеяться.