Сложнее будет потом.
Например, когда Ракеш пойдет в технический отсек и раскатает там свой длинный экстравертный язык…
Глава 20.1. Русский человек хлеб-соль водит
На встрече с представителями реестра — двумя юркими девицами чуть постарше Фаи — я присутствовала чисто номинально. Мою голову занимали отнюдь не технические характеристики станции и объяснительные записки. Мысли скакали со скандального звонка кузины на Ростислава, который, конечно же, не мог найти другого момента, чтобы сверзиться прямиком в горячую каплю; со спящей на «Новой Кубани» королевны на Дирка — тот неотлучно следовал за мной, словно я буксировала его на жесткой сцепке, а не отпустила с миром отсыпаться.
«Мне несложно», — только и сказал временный помощник, когда я напомнила ему о положениях трудового распорядка.
Что ж, хоть кому-то из нас было несложно.
Этот вечер мог стать самым грандиозным провалом за нынешний год — и без того, прямо скажем, не самый легкий и удачный. Но мне повезло: после длительного перелета представительницы реестра и сами витали в облаках, явно мечтая только о подушке, и гостиничный номер, в спешке освобожденный от вещей тети Алии и Фаи, пришелся как нельзя кстати. Я пожелала проверяющим сладких снов, пообещала экскурсию по «Морской ступени» завтра утром и с нескрываемым облегчением откланялась.
Уже в коридоре туристического комплекса я осознала, что даже не запомнила, как их зовут. Кажется, пора было смириться с тем, что разделять личное и важное у меня больше не получалось.
— Дирк… — я запнулась. Переспрашивать, наверное, не имело смысла: помощник-то в разговоре участвовал на правах адекватного члена коллектива, но едва ли сейчас у меня что-то отложится в памяти. — Составь, пожалуйста, для меня расписание на завтрашнее утро. Не сейчас, конечно, — спохватилась я, когда он безропотно потянулся за планшетом. — Утром. Проверяющие наверняка будут отсыпаться после перелета, и назначать экскурсию по станции не стоит раньше десяти. Да и я не отказалась бы вздремнуть… — я сцедила зевок в кулак и виновато улыбнулась. — Сбрось расписание завтра утром, как будет готово.
— Хорошо, — легко согласился Дирк и дернулся было следом за мной, но я остановила его твердым:
— Спокойной ночи, — и решительно развернулась к выходу из туристической зоны.
Разумеется, сна у меня не было ни в одном глазу. Но Дирк снимал номер на третьем этаже, а команду «Фалкона» определили на первый, что позволяло сделать вид, будто я и впрямь иду в жилой отсек, и избавиться от трудолюбивого сопровождающего. Глядишь, хоть у кого-то из нас завтра будут отдохнувшие и работающие мозги — тут я, признаться, на Дирка полагалась всецело, потому что мои явно отказали получасом ранее.
Этим я себя и успокаивала, когда стучалась в капитанский люкс на первом этаже. Сейчас-то мозги отказали, но потом всенепременно вернутся в норму, честно-честно, и я больше не стану ломиться к Ростиславу в тот же день, когда отшила.
Дверь открыл капитан Соколов — осунувшийся, резко и некрасиво похудевший. Впрочем, это ничуть не помешало ему окинуть меня оценивающим взглядом, глухо хмыкнуть и посторониться, не произнеся ни слова. Я гордо задрала подбородок и воспользовалась нелюбезным приглашением.
Капельница и в самом деле перекочевала от одной койки к другой. Побывавший в нецелевом использовании тазик — тоже.
Ростислав лежал на спине, уставившись в потолок. Простыня, которой его укрыли до пояса, кое-где пристала к коже, и на ней проступили зеленоватые пятна от заживляющей мази. Специалист по связям с общественностью мало уступал им по насыщенности оттенка, а при виде меня еще и переплюнул по разнообразию палитры, густо покраснев.
— Зарин… — растерянно выдохнул он и попытался приподняться на локтях, но капельница быстро пресекла эти вольности.
Признаться, до того, как я переступила порог этого скорбного лазарета, на конструктивную деятельность меня не тянуло: хотелось что-нибудь спалить, набить кое-кому морду или, на худой конец, выйти на балкон и со вкусом проораться. Но сейчас я молча уселась на единственный свободный стул, закинув ногу на ногу. О чем говорить, я не имела ни малейшего понятия. Ростислав — надо же, событие века! — кажется, тоже. Зато капитан Соколов за словом в карман не лез и с апломбом сообщил:
— Прежде всего, позвольте заверить, что мой помощник по связям с общественностью не пошел топиться с горя или из-за разбитого сердца, и ваша совесть абсолютно чиста.