— Да чтоб меня крысы разорвали, Мазай! Да мать же твою, Красотка в яичницу! Ну это уже за пределами добра и зла!
— Спокойно, Хирург…
— Да какой теперь может быть спокойно?! Ты знаешь, что такое Второй Ушмаль? Это самые старые бандюги в городе. Они держат за горло все подпольные ставки в Пентагоне и кто знает что еще, они ходят под кем-то из Бессмертных. Мы им на один зуб! Куда нам теперь деваться? Ну вот ты скажи, умник хренов?!
— Некуда нам деваться, — негромко ответил Мазай.
— Ну а я что тебе говорю, придурок рыжий! Глаза твои косые, загребущие! Все тебе было мало! А вот теперь от нас совсем ничего не останется, даже жить будет нечем! Ой, все, жопа. Лучше бы на меня Красотка села, так легче было бы.
— Да не голоси ты! — разозлился Мазай. — Они не знают, что мы те самые. Они хотят, чтобы мы положили Красотку в полуфинале.
— Ни хрена себе! — пробормотал Хирург, падая без сил на треножник. — Вот это поворот.
Некоторое время они молчали. Только сопела спящая у себя в стойле Красотка.
— Ну? И что делать будем? — спросил Хирург. — Положим?
— Да щаз.
Уже перед самым боем Мазай не удержался, пошел, выложил серебряную голову за звонок жене. Лучше бы он этого не делал.
— Мазай, ты почему не возвращаешься? Я здесь совсем одна, и мне страшно. Скоро придет мой срок, а тебя все нет…
— Лася, милая, мне нужно еще доделать одно дело, и я буду. У нас все в порядке.
— Я не верю тебе, Мазай. Уже не верю. Ты должен быть здесь, а тебя нет.
— Лася…
Они так ни до чего и не договорились. Мазай с тяжелым сердцем повесил трубку.
Пентагон меж тем гудел. Хирурга нигде не было видно, и Мазай не стал его искать.
Победителей других боев Мазай не знал — и чего о них узнавать? Красотка их либо растопчет, либо на этом все и закончится. Потому разглядывал ее очередного противника с интересом.
Это был пустынный броненосец. Приземистая четырехлапая тварюшка, придавленная к полу изрядным весом костяной шипастой чешуи на спине. И она была ядовитой. То ли Красотка в своих степях встречалась с такими, то ли просто умная оказалась — не стала лезть на рожон. Отскакивала, когда броненосец, тряся шипами и щелкая зубами, напирал на нее, легко перепрыгивала в другую часть Клетки, когда броненосец оттеснял ее к стене, не давала зажать себя в углу.
А потом броненосец совершил всего одну ошибку — слишком далеко выставил лапу из-под панциря в надежде догнать врага, и Красотка его за нее и зацепила: нырнув, сделала длинный выпад шеей, кривыми зубами на кончиках челюстей подхватила броненосца за эту лапу и резким рывком перевернула на спину.
Все! Конец броненосцу.
Вырванная требуха взлетела к потолку и повисла на фермах освещения.
Народ на трибунах скандировал что-то хором.
И лишь спустившись в Клетку, чтобы вывести Красотку, Мазай понял, что дело неладно, что она ранена.
К каземату можно было только пробиваться сквозь восторженные толпы поклонников. Пришлось организовать из служителей Клетки живое заграждение, иначе охромевшая и злая Красотка точно кому-то голову откусила бы.
А потом, пройдя в каземат сквозь осаждавшую двери толпу поклонников, захлопнув пред их носами дверь, он обнаружил там Хирурга, убитого просто вусмерть — пустой шприц, ремень, чтобы пережать руку. Хирург лежал щекой на столе и вяло пускал ртом желтую пену.
Мазай завел Красотку в ее загон — та повалилась на пол и замерла, тяжело дыша, — и позвал на помощь Томирис. А кого еще?
Томирис подержала на вытянутых пальцах шприц, посмотрела на свет, положила, понюхала содержимое пузырька для смесей.
— Это обезболивающее для животных. Сорвался все-таки. Я думала, он продержится дольше.
— В смысле «сорвался»?
— А он же наркоман. Ты не знал?
— Нет…
— Ну, знаешь теперь. Скоро он придет в себя. Не бей его по голове — сосуды в мозгу могут лопнуть.
— Ничего не могу обещать, — буркнул Мазай. — Давай осмотрим рану.
Рана была неприятная, колотая, глубокая, в верхней трети бедра. Красотка лежала на полу с закрытыми глазами и часто дышала. Мазай ощупал рану.
— Обломков вроде в ране не чувствую. Что за яд у этой твари?
— Вот уж не в курсе. — Томирис кивнула на Хирурга. — Он точно должен знать.
— Ну хорошо…
И Мазай взялся за Хирурга. После третьего ведра воды и шлепков по небритой морде тот открыл налитые кровью глаза:
— Ах ты ж, мать мою. Это все еще ты?
— Это все еще я. Зачем ты это сделал, Хирург?