Потом сбоку от них во мраке заиграли быстро надвигающиеся огни, похожие на плывущую в темной глубине глубоководную рыбу.
Красотка вылетела из темноты, сбила кого-то с ног ударом всего тела и с хрустом сомкнула светящиеся челюсти на голове тащившего Мазая телохранителя.
Мазая обдало теплой кровью с головы до ног.
Лютая бойня в темноте не затянулась…
— Да ты не вопи так, старичок, — проговорил Мазай, перезаряжая одной рукой подобранный жаломет и удерживая Величайшего другой за горло на полу. — Береги сердчишко… А то сдохнешь ведь, не сходя с места
— Ну ты и дерзкая же сволочь… — прошептал Величайший. — Чего ты там хочешь? Серебра? Дам. Не вопрос.
— Ну уж нет, дешевле будет прибить тебя прямо тут.
— Да ладно! Договоримся! Мне рано умирать сейчас, я не хочу!
— А то тебя кто-то спросит…
— Слушай! Да слушай же! — Величайший цеплялся за напряженное запястье Мазая. — Отдай мне мое сердце и я уйду! Оставлю все тебе, положение Бессмертного, власть — все. Это же сотни лет власти. Где ты еще такое получишь? Только отдай мне мое сердце.
— Да нет уже никакого сердца! — прокричал Мазай в ответ. — Нет больше никакого яйца! Красотка отравилась и сбросила это твое яйцо. Нет ничего. Ничего нет.
Величайший слабо хватался за руку Мазая у себя на горле, и синие губы его дрожали:
— Как нет?
— Вот так!
— Как же… Как же так? А я? Мое сердце? Я? Не может быть… Подожди! Подожди! Неужели… Неужели мне нечего дать тебе?
— Мертвых оживлять умеешь? — спросил Мазай. — Нет? Я так и думал…
Приставил ствол ко лбу Величайшего и нажал на спуск.
Красотка стояла у него за спиной, низко наклонившись, чтобы все видеть, и облизывалась.
— Вот и все… — Мазай, цепляясь за бок Красотки, с трудом поднялся на ноги и огляделся.
Вокруг занимался большой пожар. Но, несмотря на поднимающееся пламя и дым, Мазай видел, как к нему по разгромленным рядам подбираются все ближе упорные люди со знаком кусающего свой хвост аспида на броне.
— Идите сюда, уроды, — проговорил Мазай, переламывая о колено и перезаряжая ствол жаломета. — Я вас отсюда не выпущу. Пришла вам пора вымирать…
Ребенок родился в срок. Крепкий мальчик с желтыми раскосыми глазами, как у отца. Ребенка положили на медную чашу весов над алтарем, и брат-жрец провозгласил:
— Кто даст меру, равную весу сего первенца?
Томирис вышла вперед и одну за другой начала выкладывать на противостоящую чашу весов серебряные бычьи головы. Ушло почти все серебро, что у нее было. Чаши весов сравнялись, и ребенка отдали рыдающей от счастья и ужаса матери. Жрец отключил газ, и горящий над алтарем семейного очага факел угас. Раскаленная решетка жертвенника начала остывать.
Когда-то на этом жертвеннике сгорел первый ребенок Томирис. Она тогда была совсем девчонка, и некому было ей помочь…
Она отвела взгляд от жертвенника, подошла к женщине с ребенком.
— Лесса? Вы помните меня? Я была с теми людьми, что забирали вас из Храма перед родами?
— Я помню. Но… Кто вы?
— Я Томирис, я работала с вашим мужем в Пентагоне.
Помолчали. Лесса спросила:
— Что там случилось?
— Второй Ушмаль, это такие бандиты, проиграли все свои деньги на Тризне по первому городу. А ваш муж… Он их выиграл. Это то самое серебро. Это он его добыл. И они его за это убили…
Лесса всхлипнула:
— Мне говорили, кто-то из Бессмертных там скончался.
— Да. Там много кто погиб. Пожар.
— Говорят, это не случайно…
— Возможно, — коротко ответила Томирис. — Поэтому мы и вас вывезли, чтобы вы не попали под удар.
— «Вы» — это кто?
— Кое-кто зовет нас «Четвертым Ушмалем».
— И что это значит?
— Возможно, это значит, что мы не хотим оставаться Третьим…
— Так все это было не случайно?
— Скорее, мы воспользовались ситуацией.
— Почему вы не спасли его? — Лесса смотрела на нее огромными влажными глазищами.
Томирис вспомнила, что это именно она начала финальный бой, а потом выпустила Красотку из Клетки, чтобы спасти Мазая. Но этого оказалось недостаточно.
— Мы просто не успели… Прости!
Женщина с ребенком отвернулась — трижды возведенный Ушмаль лежал внизу под ее ногами и мог видеть все, но эти слезы были только ее.
Наконец Лесса вытерла глаза, приласкала спящего сына.