— Кто это? — спросила она.
— Не знаю! Твой же телефон.
Тимур был растерян даже больше, чем она.
— Вдруг это похитители! Возьми, ты же мужчина!
Мальчик сжал трубку в руке, нажал на кнопку и включил громкую связь.
— Алло! — сказал он деланым басом.
Тишина.
— Говорите! — Тимур еще ниже опустил голос, стараясь казаться взрослым.
— Айгюль?! — послышался неуверенный голос Захара.
Айгюль подпрыгнула на месте, схватила телефон.
— Да! Это я!!
— Чего орать-то! Короче, есть у меня номера. Пробиваем. Через два часа чтоб в беседке была, ясно?! Опоздаешь — не получишь ничего.
Она кивнула, будто Захар мог ее видеть.
— Поняла?!
— Да! — спохватилась она. — Через два часа в беседке. Поняла!
— Не вздумай дурить!
В трубке послышались гудки. Айгюль и Тимур переглянулись.
— Чего сидишь?! Собирайся, — воскликнул Тимур и побежал разогревать завтрак.
Захар и Айгюль встретились в назначенный час, но поиск еще не дал результатов. Может, зря он поручил это дело своему помощнику. Ну уж очень не хотелось самому возиться с этой рутиной.
— В ресторан пойдем, — сказал Захар, устав от ожидания.
Они дошли до ближайшей чайханы и сели за столик, Айгюль попросила заказать ей плов и шербет, он взял то же самое.
Ночью Захар спал плохо. Думал над тем, что увидел, услышал. Сначала хотел посоветоваться с женой, но понял, что будет выглядеть дураком. Какая-то женщина утверждает, что одна из этих. Лицо страшное умеет делать. Мало ли в городе психов? Чего он так уверен, что чурка говорит правду? Может, ему просто хочется потешить свое эго? Доказать всем обидчикам, что был прав?
— А чего мы ждем? — спросила Айгюль, обнюхивая тарелку с пловом.
— Ждем, когда мой помощник позвонит и скажет, кому машина принадлежит.
— Помощник? Ты, видно, большой человек в полиции, — сказала она и запустила пятерню прямо в блюдо с пловом. Захар в изумлении наблюдал, как она отсыпает порцию в свою пиалу.
— Ты что, руками будешь есть?!
Айгюль подняла на него удивленные глаза.
— Какой же дурак плов ложкой ест?
Захар покачал головой. На них смотрели все гости ресторана. Захотелось под землю провалиться.
— Да-да. Ты и правда дикая!
— Мои предки были дикие, а наш род уже два столетия живет по кишлакам. Только сестры в городе, телом работают.
— Оборотни-проститутки?! — переспросил Захар.
Айше оторвалась от плова и посмотрела на него так, будто он сморозил какую-то глупость.
— Просто городские куницы. Азиатские лисицы тоже соблазняют мужчин, никто же не зовет их проститутками! Стихи о них пишут, легенды слагают.
У Захара голова шла кругом от этого.
— А муж твой тоже оборотень?
— Нет, Бахар просто очень хороший человек. — Айгюль вздохнула и опустила глаза. — Он не знает. И не говори ему ничего. Найдем его, освободим, а дальше сдавай меня на опыты или журналистам. Делай что хочешь.
— А разве тебя не убьют свои, что ты тайну раскроешь?
— Без мужа мне и даром жизнь не нужна. Куницы выбирают себе мужчину раз и навсегда.
В этот момент у Захара зазвонил телефон. Он взял трубку, выслушал все, а затем обернулся к Айгюль, подбирая слова.
— Умер?! — испуганно посмотрела на него девушка.
«Лучше б умер», — подумал про себя Захар.
— Нет. Он сел в машину, которая принадлежит Милославе Купатовой.
— Женщине?!
Захар кивнул. Айгюль преобразилась на глазах. Лицо посерело, осунулось, губы вытянулись в полоску, плечи ссутулились.
— Не расстраивайся! Да мы его по судам затаскаем! Все получишь при разводе! Будет еще алименты тебе платить, слышишь?
— Мы только перед Богом женаты, а на бумаге нет.
Айгюль медленно вытерла руки о салфетку, встала из-за стола и пошла к выходу. Видя ее горе, Захар не стал напоминать об уговоре, но девушка обернулась и сама сказала:
— Завтра я приду к тебе.
Затем ее фигура растворилась в полумраке холла. Захар так и остался сидеть. Ему принесли заказ, но аппетита не было, как и радости от скорой победы.
Он достал кошелек, кинул пару купюр на стол и ушел на работу, полностью погружаясь в процесс.
Захар старался выкинуть все из головы, несколько раз брал в руки телефон, чтобы написать Айгюль, что ничего ему не надо, но не решался. Не мог подобрать слов. Хотелось как-то утешить девушку, но женские чувства никогда не были его коньком.