— Валь, скажи: тр-р-рахни меня, Макар.
— Иди на хуй.
— На вот этот? — Макар сдавил его спереди, а затем скользнул по животу, оттягивая джинсы, пока в ладонь не лег его внезапно разбуженный член.
— У тебя руки грязные!
— Я помыл, после того, как собаке лапы протирал.
— Родители за стенкой.
— Мы будем вести себя очень тихо.
— Это подозрительно…
Макар почувствовал, как член в его руке привстал и повернулся в сторону свободы, потому что в джинсах с появлением там пальцев стало тесно. Второй рукой Макар попытался расстегнуть Вале ширинку, но его остановили.
— А если зайдет кто-то?
— Не зайдет.
Макару уже не терпелось лизнуть его живот, поиграть языком с сережкой на члене и послушать, как Валечка будет тяжело дышать, прикрывая сгибом локтя свой рот и красные щеки. Он продолжал медленно мять его, уже потянулся снимать с Вали его ебучие очки, но тот вдруг сделал шаг назад, вытаскивая ладонь Макара из джинсов, а свои сложил на груди:
— И сколько их тут уже было?
— Бля, я чё, помню, что ли? Ну, человек десять-пятнадцать, может, за год.
— И все с ночевкой? Прямо тут? — Валя сел на кровать и попружинил на ней, вызывая у Макара брожение в мыслях.
— Да нет, конечно, с хуя им в моей комнате ночевать? Они в зале спали. Храпели писец, я аж отсюда слышал. Даже Тихий, кто бы мог подумать.
— Значит, ты к ним в зал приходил потрахаться?
— Фу, Валь, ты чё несешь? — Макар упал рядом, опрокинул умника на спину и придавил, положив сверху ногу, чтоб не убежал. — А! Ты про телок подумал, что ли? Нет, радость моя, я сюда никого не водил, — шепнул он Вале на ухо.
Обычно в девчонках Макара это ревнивое поведение дико выбешивало, но взвинченный Валя возбуждал нереально. Он был такой натуральный и естественный, закусывал свою губу и старательно прятал лицо, вздернув подбородок и таращась мимо Макара в потолок. Так и хотелось накинуться, рыча сорвать одежду и вдолбить умнику такие простые истины, которые у Макара, кажется, выпирали уже отовсюду. Но, конечно, он при родаках подобную дичь творить бы не стал. Просто хотел тихо-мирно подрочить друг другу хотя бы. Пока все дома. А Валечка будто провоцировал. Он что, специально это делал? Лежал неподвижной статуей со стояком, пыхтел обиженно, когда Макар начал целовать его под ухом, медленно, кусая линию челюсти до подбородка, на который надавил большим пальцем, чтобы умник открыл рот. Повернул его лицом к себе и заговорил прямо в губы, перемешивая слова с поцелуями:
— Да ты, Валь, кажется, вообще не представляешь, какие у меня чувства к тебе. Хуйня какая-то, хожу и места себе не нахожу — как ты там один в сраном поезде трясешься. Я в следующий раз с тобой поеду, понятно. Я, блядь, веришь или нет, ни одну девчонку еще так не любил. Тебе вот не по херу, сколько их там было? Я даже не помню, как кого зовут, Валь. Не, ну одну вроде помню, неважно, короче. У меня от тебя пиздец в голове, понимаешь?
— Ты говоришь так, будто это что-то плохое.
— Это очень, очень хороший и кайфовый пиздец, Валь. Ясно?
— Да, — выдохнул Валя и лизнул его губы, а потом и вообще присосался так, что у Макара легкие едва не сжались в вакууме. — Значит, никого еще так не любил, да, Макар?
Валик ухватил губами кончик его языка, не давая ответить, как тогда, в первую их встречу с тисканьями на лавке в курилке, только в этот раз было еще прикольнее, потому что в языке была штанга. Шарики были гладкие и горячие, и Валик подумал, что это ощущение инородного предмета в горячей плоти нехило заводит. Хотя его и так всегда нехило заводило все, что было связано с Макаром. Период, когда это удивляло, прошел, теорию он выучил, хотелось больше практики.
— Сядь, — сказал Валик, отстраняясь и сползая на пол с другой стороны кровати.
— Зачем? — захлопал глазами Макар, но сделал, как он хотел.
— И ноги раздвинь.
Коврик оказался мягким, и стоять на нем коленями было вполне удобно. Валик расстегнул джинсы Макара, сжал качнувшийся перед лицом член у головки и скользнул пальцами ниже, убеждаясь, что выглядит он очень даже маняще. Тем более, вспоминая свои собственные ощущения, Валик примерно знал, что нужно с ним делать.
— Валь, — Макар усмехнулся, как показалось, немного нервно. — Ты его можешь не гладить, все равно не укусит. Что ты смотришь-то на него? Валь?
Валик деловито снял очки свободной рукой, убрал на кровать подальше и глянул снизу на Макара, который, уложив руку на его голову, притянул к паху. Валик подумал — действительно. Чего смотреть, и так уже все тут видел, щупал и тискал. Закрыл глаза и аккуратно дотронулся губами, лизнул по кругу головку, и Макар где-то вверху матерно попросил не останавливаться. От прикосновения к языку горячей гладкой головки у самого внизу все напряглось до невозможного, но он пока не трогал себя, сосредоточившись на процессе и исследуя новую область, которая ему определенно уже нравилась. Точнее, даже не сам процесс, а реакция Макара на него, то, как он, убрав руки и вцепившись в край кровати, смотрел сверху и кусал и так пострадавшую губу. И без очков было видно, как пульсирует венка на виске, такая же, какая ощущалась языком. Валик впился ногтями в ноги Макара, расслабил горло — попытался, по крайней мере, — впуская его глубже, и Макар произнес со стоном:
— Валечка, блядь, сука, блядь, сука-а…
Валик и так понял, что он уже на грани, но отодвинуться спустя несколько минут не успел — часть результата его, Валечкиных, стараний, попала в горло и на лицо. Валик моргал еще ошарашенно, а Макар, опомнившись, стянул со спинки кровати висевшую там футболку. Когда Макар успел ее с себя снять, Валик не вспомнил.
— Дай морду тебе вытру, затейник, — проговорил Макар, используя изнанку футболки из уважения к Нуриеву. — Я не специально тебя обкончал, ты не думай!
— Ой, блядь, ну конечно, — Валик отпихнул его руку, полез целоваться — сам ведь был на пределе, и потребовал извинений руками.
Макар извинялся так же, как косячил — со всей душой, и последующий вечер в его компании Валик провел расслабленно, как после сеанса хорошего массажа. Фильм в этот раз смотрели на компе, сидя на кровати, Зайка, вычесанная мамой Макара и накормленная сухой премиум-фигней из пакета, улеглась у них в ногах и дрыхла, будто так оно всегда и было. Валик сидел с Макаром плечом к плечу, ржал вместе с ним над придурками из комедии, пока не начал зевать.
— Спать? — спросил Макар. — Мама там в зале уже постелила.
— Не, я досмотрю.
Проснулся Валик оттого, что Зайка ткнулась мокрым носом ему в пятку, а потом спрыгнула на пол и легла на коврике у кровати. Макар спал рядом у бока, закинув на Валика ногу. Валик выключил экран компа, положил свой телефон рядом на тумбу, а сам сполз ниже и снова зевнул. Думал полежать еще немного и пилить в гостиную, но тоже отключился, сунув руку под футболку Макара.
Утро наступило уже по традиции вместе с локтем в бок. Затем Макар перевернулся, притиснул его к себе и засопел на ухо. Валик в этот раз точно бы еще полежал, но Зайка крутилась у двери и поскуливала, просясь наружу.
— Ты уже уходишь? Я думала, ты на завтрак хотя бы останешься, — удивилась мама Макара, выходя на шум в прихожую. — А-а, собака…
Всю прелесть собакообладания Валик ощутил, трясясь на утреннем морозе во дворе и ожидая, пока Зайка сделает все свои дела. Но, надо отдать ей должное, собака она была умная, поводок ей не требовался, и слова «нельзя», «ко мне» и «ты заебала, пошли домой» она знала, потому мучился он не так долго, как мог бы. В квартире Зайка, пока он вытирал ей лапы влажными салфетками, благодарно лизала его щеки, и Валик забыл и о подъеме в семь утра, и о морозе, и о таскании по двору с замерзшими лужами. Когда он вернулся и постучал в дверь, чтоб никого не тревожить звонком, отец Макара уже уходил, с ним Валик попрощался в дверях.
— Ну, успехов тебе, Валентин, еще увидимся, — сказал отец, пожал его руку и направился к лифту.