Неожиданно в дверь постучали. Больше всего Мэй надеялась открыть и увидеть перед собой Такао. С повязкой на глазах и бледным видом, но зато таким родным…
Однако видеть главного шутника и гримера всей деревни ей тоже доставило радость.
— Сатоши, я рада тебя видеть. Что-то случилось?
Синоби рассмеялся.
— Смешная ты, Мэй. Я поболтать зашел. Душу излить, так сказать, — в глазах вечно оптимистичного мужчины скользнула тень горечи.
— Снова твои шутки. Будешь рассказывать, как хочешь придушить Азуми?
— Эх, хотел бы… Но… — взгляд ожесточился, — Я серьезно.
Мэй подала парящую чашку. Синоби охотно принял ее из рук гейши.
— Ты не замечала? Хонг сам не свой… Ходит, как туча. Со мной почти не разговаривает на отвлечённые темы. Не узнаю его. Думаешь, я натворил чего? Или это пройдёт? Мэй?
Девушка слегка растерялась от количества вопросов. Однако она отметила про себя, как лестно ей было оказаться другом, у которого просили совета. Мэй пыталась разрядить обстановку.
— Возможно, ты пошутил как-то по-злому?
— Ха-ха, очень смешно.
— А если честно… Я предположить не могу, что бы его так огорчило.
— Вот и я не могу.
Синоби допил чай.
— Но спасибо, Мэй, что выслушала.
Больше не проронив ни слова, он удалился. Кицунэ проводила синоби взглядом. Чему еще сегодня предстоит удивиться?
***
Как странно и дико было осознавать, что все, что видишь перед собой — лишь черное пятно. Тьма, бездна, небытие. Морок…
В детстве Такао боялся темноты. Как иронично, что сейчас он видит только ее. Приступала к горлу паника несколько раз, хотелось взвыть, закричать… Но он не мог. После того, как он «погостил» у Привратника в логове, мужчину словно все выело изнутри. Единственная, кто заставлял его ощущать хоть что-то, хоть небольшой лучик солнца и тепла, была Мэй. Однако она сама не подозревает, как помогает даже сейчас. Вероятно, если бы не ее поддержка… Если бы она не осталась эту ночь с Такао, не гладила бы его по волосам успокаивающими движениями… Он бы сам перерезал себе горло. Кому нужен слепой дзенин?..
..И Кадзу. Друг столько поддержки и помощи вкладывал в их общение, что Такао просто не мог поверить, чем заслужил такого благословения.
Он перевернулся на другой бок. В наполненной темнотой комнате послышался совершенно незнакомый ему запах. По лицу быстро пробежало множественное количество лап. От неожиданности мужчина едва не задохнулся. Это его сон, происходит в настоящем времени?
Такао отодрал паутину от лица, магией наугад отталкивая от себя крупных размеров насекомых. Холодной сталью прижался к горлу кунай. Застыв на месте, Такао тут же узнал нападающего.
— Хонг.
Острие куная прижалось глубже, оставляя опоясывающую шею царапину.
— Не рыпайся.
Напротив Такао сформировалась тень, походящая больше на паука, чем на человека.
— Сино-Одори?
— Нет! — совершенно нечеловеческий голос резанул слух, — Вечно вы нас-с путаете!
— Говори. Сейчас же.
Хонг еще сильнее прижал лезвие. Одно неверное движение — и тело чародея полетит на циновки*, с раскрывшимся красным горлом.
— Что ты хочешь услышать?
Такао отвечал настолько спокойно, словно в любой момент мог вырваться из хватки невредимым. Предатель-синоби зашипел:
— Все! Все, что знаешь о кицунэ. Ее магия, метка. Живо говори, иначе ты лишишься не только зрения.
Паучиха когтями вцепилась в его плечо, сильно надавив. Дзенин не издал ни звука, ни шелохнулся.
— А затем я перережу горло твоей возлюбленной.
— Ты зря пришел сюда в поисках ответов. От меня ты не услышишь ничего. Но теперь позор и изгнание неизбежны. Что он тебе наобещал, Хонг, не поделишься со старым другом?
— Заткнись! Господин пообещал мне многое, и все это я получу. И перестану быть пешкой в твоих руках.
— Безумец. Ты пешка не в моих руках, а в его… Я дал тебе семью, дом, Сатоши…
— Давишь на жалость, колдун? Каким ты слабым из-за нее стал. Потерял совсем стержень. Трус, - он выплюнул последние слова.
— Упр-р-рямый дс-с-сенин. Он не рас-скаш-шет! Лучш-ше убить срас-су.
В следующий миг, на руках Такао образовались искры, он немыслимо быстрым движением скрутил руку Хонга и мощным потоком магии оттолкнул его подальше от себя. Такао стал сильнее. Плата зрением не прошла бесследно. Волшебник на миг испугался такой мощной волны колдовства.
Коготь Йами-Нокои резко выдернулся из плеча мужчины с плеском крови, пачкая светлое кимоно. Такао, как всегда не отвлекаясь на боль, наколдовал из воздуха ледяной меч и разрубил им лапу екая, превращая ту в осколки льда. Паучиха завопила от боли. Колдун сильно зажал рану, на ходу проверяя ее магией на наличие яда. Ему повезло: яда не было.
Очнулся, откинутый в дальний комод, Хонг. По его лбу стекала тонкая струя крови. Он замахнулся на главу клана, но тот быстро закрылся магическим куполом.
Насквозь проткнутое плечо невыносимой болью придавливало его к полу. Не зная, сколько еще продержится, Такао превратился в сокола. Кое-как вылетев в окно, миновав паучиху и предателя, он поднял все фонари над деревней вверх, пробуждая жителей, предупреждая о нападении. Последнее колдовство отняло все силы, Такао замутило. Он сплюнул кровь, краем уха ощущая движение. Кадзу объявился самым первым. Почувствовал? Теперь-то чародей готов был поверить в невидимую связь между людьми.
— Хонг… Он там… С екаем… — мужчина прохрипел, тяжело дыша.
Пока Такао собирал силы по крупицам, пытаясь восстановить ровное дыхание и упираясь на перила моста, несколько синоби окружили дом дзенина. Кадзу исчез в глубине дома.
Буквально через несколько секунд он выталкивал оттуда Хонга с разбитым носом и багровым пятном на боку.
— Где твоя помощница?! Сбежала? — Такао начинал кипеть. Вся собравшаяся ярость говорила в нем. Или это была магия, проявившаяся с новой силой.
— Ты такой слепой, Такао. Даже не смог вычислить меня, пока я на тебя не набросился лично. Ха-ха, дзенин. Неудачник ты… — Кадзу стукнул предателя коленом в живот, заставляя замолкнуть.
— Что мне с ним делать?
Такао повернул голову в сторону дома Чонгана, из которого наконец выбежала кицунэ.
— За мной.
Мэй не смела вмешиваться. Она доверяла синоби. Лишь бросила на Чонгана многозначительный взгляд.
— Сатоши… Он…
— Будет расстроен.
— Не то слово… Хонг, он ведь… Такао же не…
Ответа не последовало. Кицунэ пришлось дожидаться в догадках. Не сметь мешать.
— Трус! Слепой трус! Ты будешь корчиться в муках, когда Господин убьет твою домашнюю лису! И дзенином ты недолго пробудешь! — Кадзу снова хотел ударить предателя, но Такао поднял руку.
— Не пачкайся, Кадзу, не надо, — голос дзенина резал, словно ледяной клинок. Он приблизился к синоби, хватая того за воротник. Лицо колдуна покрылось ненавистью, черты лица ожесточились.
— Я ведь хотел тебя пощадить…
Раздался в ответ истеричный смех. Кадзу непонимающе уставился на бывшего синоби, бывшего товарища, прошипев:
— Заткнись, темный.
Такао дернул бровью на весьма неожиданное прилагательное друга.
— Что он у тебя попросил? Сердце? Душу?
— Какое тебе дело?! Все равно убьешь.
— На счет этого ты прав.
Не выказывая ни единой эмоции, наоборот — с небывалой жестокостью, что накопилась за все недели разговоров об охоте на лис, пытки в темнице, и, напоследок — потеря зрения и ночной визит с посыпавшимися оскорблениями на и без того корящего себя каждый день дзенина. Все это вырвалось наружу, отразившись на казни предателя…