С прекращением гонений и преследований и наступлением спокойного течения церковной жизни прекратился и этот, сделавшийся уже привычным и считавшийся особенно славным, способ соединения со Христом и средство достижения вечной жизни – мученичество [3147]. Ревностные христиане не могли сразу освоиться с таким новым положением дела. Тяготение к мученичеству не могло исчезнуть бесследно.
Появившееся после прекращения гонений монашество сделалось как бы особой, новой, добровольной формой мученичества [3148].
Вот почему в аскетической письменности мы встречаем увещания терпеливо переносить подвиги и страдания подвижнической жизни, основанные именно на примере мучеников (vidеtе martyrеs), которые постоянно должны жить в памяти подвижников, возбуждая в них удивление своим терпением [3149]. Далее перечисляются всевозможные виды страшных мучений (лишение глаз, рук, ног, сожигание в огне и т. д.) [3150]. В частности, мученичество поставляется в связь с постом [3151]. Вообще все время борьбы монаха с причинами греха называется временем мученичества (μαρτυρίας καιροί) [3152]; все монахи «призваны» «к мученичеству», хотя и «невидимому» [3153]. Келлия, где подвизались близ Макария Египетского два юных странника, называется «местом мученичества» (μαρτύριον) [3154].
Сравнение монахов с мучениками встречается и в позднейшее время [3155]. С точки зрения намеченной связи аскетизма с идеей мученичества следует, по всей вероятности, объяснять и факты такого чрезмерного подвижничества, которое – в буквальном смысле – доходило до самоумерщвления. О подобных фактах мы имеем свидетельства самые неоспоримые и авторитетные.
По словам, например, святого Григория Н. «из числа девственников, которые не хотят прибегнуть к руководству мужей опытных, мы знали и таких, которые претерпели голод до смерти, как будто такими жертвами благоугождается Бог» [3156].
Столь же определенно свидетельство святого Григория Б. «Дошло до меня, говорит он, страшное слово, будто бы у монахов, верных по имени и жизни, которых многие знают, некоторые же порицают за горячность, превышающую требования благоразумного благочестия, – будто у таких монахов установился следующий обычай. Если придет к ним кто–нибудь из мужей благоговейных, не знакомый с нашим уставом, то радушно принимают его в своих обителях, предлагают ему светлую трапезу, оказывают ему все виды дружбы и душу его восторгают Божиим словом, которое начертал Дух. Потом выходит кто–нибудь на средину, напоминает о суровом уставе и предлагает такой вопрос: хорошо ли благочестивому приять смерть ради Бога? И если пришедший по неразумию похвалит такую кончину, он продолжает: (подвижники) охотно умирают многими родами смерти (θνήσχουσιν πολλοῖς προφρονέως θανάτου): одни от своей руки и „принуждения чрева“, т. е. неядения (γαστρὸς ἀνάγκη), другие – низвергаясь с гор в глубины или прибегая к удавлению. Так мученики истины (μάρτυρες ἀτρεκίης) с радостью переселяются от здешней брани и многоплачевной жизни» [3157].
Следовательно, связь аскетизма с мученичеством не подлежит никакому сомнению [3158].
Имея несомненно некоторое отношение к идее и факту мученичества, отчасти объясняясь из них, чрезмерно суровое отношение к телу и его потребностям в еще более прямом, близком непосредственном отношении находится к той стороне христианского – преимущественно восточного – аскетизма, которая обуславливается его по преимуществу созерцательным идеалом [3159].
3147
Все содержание книги
3148
Связь мученичества с отшельничеством отчасти устанавливалась и другим путем: иногда лица, не выдержавшие тяжести мучений и пыток, удалялись в пустыню и проводили всю остальную жизнь в суровых подвигах покаяния, чтобы загладить свою великую вину отречения. Вот один из характерных случаев такого рода. Старец в пустыне встретил подвижника, который «с рыданием и плачем» (cum lamеntationе plorans) рассказал ему: «я был епископом; когда наступило гонение (pеrsеcutionе facta), и много мук было наложено на меня, то я напоследок принес жертву (postеa sacrificavi), так как не мог вынести пыток. Когда же пришел в себя и уразумел свое беззаконие, то отдал себя на то, чтобы умереть в этой пустыне (dеdi mеipsum ad moriеndum in hanc еrеmum), и вот живу здесь сорок девять лет в покаянии и молитве к Богу, не отпустит ли он моего греха». Vеrba Sеniorum III, 12, col. 1011В (cp. Патерик XX, 13, стр. 460).
3149
…Vivunt sеmpеr in mеmoria nostra, vixquе satis illorum tolеrantiam admirari possumus.
3157
3158
Отсюда в общем справедливы слова
3159
Подтверждение того положения, что идеал восточного подвижничества по преимуществу