Подобные же взгляды мы встречаем и у таких подвижников, которые не оставили нам подробного раскрытия своих воззрений, но которые заявили себя строжайшей склирогагией. По словам, например, аввы Даниила, «чем тучнее тело, тем немощнее душа; и чем суше тело, тем сильнее душа» [3194].
Авва Вениамин во время страшной болезни (ужасной опухоли от водянки) сказал посетившим его: «молитесь, чтобы не сделался болен мой внутренний человек; а от этого тела не видел я пользы, когда был здоров, теперь же, когда болен, не вижу вреда» [3195].
По словам аввы Феодора, ученика Пахомия, «жизнь монахов и монахинь, превышая обыкновенную жизнь людей, есть жизнь ангельская. Люди, вступающие в монашеское звание, умирают для обыкновенной жизни человеческой, а живут для Того, Кто умер за них и воскрес; отрекаются жить для самих себя и распинают себя со Христом» [3196].
С этой точки зрения даже естественные и необходимые потребности тела должны были представляться явлениями нежелательными, несомненными недостатками. И действительно, у некоторых аскетов мы встречаем такой именно взгляд на телесные потребности. Авва Пимен, например, говорил: «трех недостатков не могу отсечь; питания, одежды и сна; впрочем, в известной мере и их можем отсечь» [3197].
Отсюда уже понятно, почему некоторые, даже великие, подвижники прямо стыдились естественных потребностей тела. Об Антонии В., например, в его биографии рассказывается, что он испытывал чувство стыда, когда ему приходилось вкушать пищу, ложиться спать, приступать к исполнению других потребностей. По словам его биографа, святого Афонасия А., преподобный Антоний «ежедневно (καθ’ ἡμέραν) вздыхал при воспоминании о небесных обителях и, одержимый желанием их (со скорбью) смотрел на эфемерность человеческой жизни (τὸν ἐφήμερον τῶν ἀνθρώπων βίον). Когда он намеревался вкушать пищу, ложиться спать или приступать к удовлетворению других телесных потребностей, то чувствовал стыд, представляя себе разумность души [3198]. Часто, намереваясь вкусить пищу с прочими монахами, вспомнив о пище духовной (τῆς πνευματικῆς τροφῆς), отказывался от вкушения, отxодил от них далеко, считая для себя стыдом есть, когда другие смотрели на него [3199]. Поэтому он ел отдельно, ради необходимой телесной потребности. Иногда он ел и с братией; тогда при этом он хотя стыдился, однако же решался говорить им полезную речь» [3200].
Об Исидоре Странноприимце в Лавсаике рассказывается, что он часто плакал во время трапезы (ἔγνων κ’αγὼ τοῦτον πολλάκις δακρύσαντα ἐπὶ τῆς τραπέζης). На вопрос о причине слез он отвечал: «стыдно мне, разумному созданию, питаться бессловесной пищей; мне бы следовало быть в раю сладости и там насыщаться нетленной пищей (αἰδοῦμαι ἀλόγου μεταλαμβάνων τροφῆς λογικὸς ὑπάρχων καὶ ὀφείλων ἐν παραδείσῳ τρυφῆς ὑπάρχειν)» [3201].
Заключение.
Все предшествующее исследование приводит к тому несомненному заключению, что подвижничество, «аскетизм», является необходимым моментом религиозно–нравственного христианского совершенствования, – обязательным условием (с положительной и отрицательной стороны) достижения богоуподобления в целях богообщения. Но, с другой стороны, этим уже определяется и его не самостоятельное, самодовлеющее, центральное, а второстепенное, зависимое, периферическое значение. «Аскетизм», во всей совокупности своих предписаний, приспособлений и методов, – не цель, а только средство, условие, орудие, хотя в этом качестве ему принадлежит значение существенно важное, обязательное, необходимое. Такое значение «аскетизма» определяется существом и особенностями основной христианской цели, каковой является усвоение каждым человеком спасения, совершенного Иисусом Христом (I глава), – содержанием самого христианского идеала (III глава), с одной стороны, и наличным состоянием человека, в котором этот идеал еще не восторжествовал (II глава), – с другой.
Таково значение «аскетического» момента в принципе, таково же оно и во всех – без исключения – его проявлениях, обнаружениях и разветвлениях (IV глава). По характерному и вполне определенному учению препод. И. Кассиана, которое можно с полным правом считать типическим выражением православно–аскетического учения, «посты, бдения, нищета, отшельничество, упражнение в св. Писании, расточение всего имущества не составляют совершенства, но суть только средства к совершенству; не в них состоит цель аскетического искусства (disciplinaе illius), но посредством их достигается цель. Напрасно будет упражняться в них тот, кто довольствуется ими, как высшим благом; это значит иметь орудия для искусства и не знать его цели» [3202].
3194
Dе vitis Patrum. lib. V, с. XVII. S. L. T. LXXIII, col. 915B: dicеbat abbas Daniеclass="underline" quia quantum corpus viruеrit, tantum anima еxsiccatur; еt quantum siccatum fuеrit corpus, anima tantum virеscit. Dixit itеrum abbas Daniеclass="underline" quia quantum corpus fovеtur, tantum anima subtiliatur, еt quantum fuеrit corpus subtiliatum, tantum anima fovеtur. Cp., Apophthеgmata Patrum. T. LXV, col. 156B, § 4.
3196
Epistola d. ss. Pachomio еt Thеodoro, n. XV. Acta Sanct. Маii. T. III, p. 68: …τῶν μοναζόντων καὶ ἀειπαρθένων ὁ βίος, ὑπερβαίνων τὴν τῶν ἀνθρώπων πολιτείαν, ἀγγελικὸς τυγχάνει. Οἱ γὰρ οὕτως πολιτευόμενοι τῇ κοινῇ τῶν ἀνθρώπων πολιτείᾳ ἀποθανόντες ζῶσιν τῷ ὑπὲρ αὐτῶν ἀποθανόντι καὶ ἐγερθέντι, ἀρνησάμενοι τὸ ἑαυτοῖς ζῇν, Χριστῷ ἑαυτοὺς συνσταυροῦσιν.
3197
Apophth. Ρ. col. 368Β, § 185: τὰ τραύματα οὐ δύναμαι κόψαι, τὴν βρῶσιν, τὸ ἔνδυμα, καὶ τὸν ὕπνον ἀλλ’ ἐκ μέρους δυνάμεθα κόψαι.
3198
... Μέλλων ἐσθίειν καὶ κοιμᾶσθαι, καὶ ἐπὶ ταῖς ἄλλαις ἀνάγκαις τοῦ σώματος ἑρχεσθαι, ἠσχύνετο, τὸ τῆς ψυχῆς λογιζόμενος νοερόν.
3200
...ἤσθιε μέντοι καθ’ ἑαυτὸν διὰ τὴν τοῦ σώματος ἀνάγκην πολλάκις δὲ καὶ μετὰ τῶν ἀδελφῶν αἰδούμενος μὲν ἐπὶ τούτοις, παῤῥησιαζόμενος δὲ ἐπὶ τῆς ὑπὲρ ὡφελείας λόγοις.