Поэтому ж-д лейтенантов запаса требовалось на всякий случай много. В перспективы полномасштабной ядерной войны к тому времени уже мало верилось, а может, наоборот – слабо верилось, что после ядерных ударов можно будет ещё что-то восстановить. Но, тем не менее, наши преподаватели добросовестно выполняли свою работу – обучали нас премудростям военно-строительных работ: колонна на марше, отсыпка грунта, такелажные работы и прочая железнодорожная специфика. Наиболее вероятной перспективой применения этих знаний был призыв после института на 2 года в качестве лейтенанта. Именно это и предложил мне подполковник Караичев из Дмитровского военкомата, с радостной ухмылкой заявившись ко мне домой через год после моего окончания института. Но тов. подполковник не на того напал – моя мама работала в Дмитровской больнице, и быстро стало ясно, что состояние здоровья не позволяет мне служить в армии. Самое интересное, что спустя 25 лет выяснилось, что первые признаки моего будущего заболевания тогда были выявлены совершенно точно. А вот одному из моих однокурсников пришлось оттрубить свои 2 года в ж-д войсках в не самый лучший период для Советской Армии – с 1989 по 1991-й.
Но это совсем другая история, а пока на военной кафедре нас продолжали пичкать «важными» знаниями по устройству дизель-молота и прочих механизмов, жизненно необходимых инженеру-электрику по автоматике. Занимался этим неблагодарным делом майор Рябикин. Не помню его имени-отчества, а жил он, кажется, где-то в районе Останкино. Тов. майор, если вы читаете эти строки, простите нас, распиз…в! Тогда мы с энтузиазмом ждали, когда же у нас наконец-то начнутся предметы по специальности. И к третьему курсу дождались – в расписании появилась ТАУ (теория автоматического управления). Тут выяснилось, что тройные интегралы и прочие прелести высшей математики первого курса – пустяки по сравнению с дебрями ТАУ. Курс читал профессор Страхов. В то время ему уже было за 70, он читал лекции очень увлечённо, исписывая интегралами всю доску. Впрочем, большинство студентов всё равно не понимало, о чём идёт речь. Я входил в их число. Но после трёх лет учёбы навыки сдачи экзаменов уже были выработаны, и опытные студенты могли сдать любой предмет, хоть китайский язык, как в известном анекдоте, главное знать – в какой аудитории принимают экзамен.
Профессор Страхов не пережил наш курс – он умер зимой, когда мы были на четвёртом курсе. И поэтому в летнюю сессию перед отъездом на офицерские сборы экзамен по ТАУ у нас принимал другой преподаватель. Всё это оставило у меня впечатление о ТАУ как о чём-то туманном и чрезвычайно сложном. Только спустя много лет, когда мне в руки попала книга «Стрельба зенитными ракетами», я понял, чему нас пытались учить. Наш курс ТАУ был один в один теорией стрельбы зенитными ракетами. Отсутствовало только слово «ракета», а формулы были те же самые. Но это понимание пришло гораздо позже, а в июне 1987 я получил по ТАУ «хор.» и отправился на офицерские сборы в Горьковскую область под Гороховец – на станцию Ильино.
Сборы вполне укладывались в формулировку «Армия – тот же детский сад, только с большими пиписьками». Несмотря на незаконченное высшее, бестолковости в нашем поведении было хоть отбавляй, и главная задача нашего ротного – капитана из местной части – заключалась в том, чтобы мы без потерь вернулись в Москву. А предпосылки были, и попытки засунуть патроны в обойму ПМ не тем концом – не самый серьёзный косяк. Наши преподаватели с военной кафедры рассматривали выезд на сборы как что-то вроде пикника со всеми вытекающими. Это обстоятельство усугублялось тем, что майору Полищуку – преподавателю общевойсковых дисциплин, легенде военной кафедры МИИТа – в эти дни исполнялось 50 лет. Накануне были нешуточные споры и даже пари – будет ли майор Полищук на утреннем разводе? При прохождении перед трибуной равнение направо в колоннах было идеальным. Майор Полищук стоял на плацу вместе с другими офицерами! Но, похоже, на автопилоте.
Часть занятий с нами проводили местные офицеры, другие – офицеры с нашей военной кафедры. Поездить на бульдозере и поковырять землю экскаватором мы пытались под присмотром местных инструкторов. А занятия в ОЗК с нами проводил подполковник Рыбалко с нашей военной кафедры. Когда после занятий мы сняли ОЗК и обсыхали на солнышке, он сетовал: «Жалеют вас, не дают проводить настоящих занятий. Дали бы мне вас на сутки, я бы научил вас и ночевать в окопе, и под дожём не промокнуть». В это время над головами прогрохотала четвёрка истребителей – как раз начались какие-то глобальные учения. Мы инстинктивно пригнулись, а подполковник спокойно спросил: «На какой высоте шли самолёты?» Посыпались версии – 100 метров, нет, ещё ниже – 50. Подполковник снисходительно усмехнулся: «230 метров». Мы недоверчиво загудели – откуда такая точность? Оказалось, подполковник Рыбалко пришёл на нашу военную кафедру из Московского округа ПВО.