«Теперь об этом можно рассказать» получилась из 6 частей. Последнюю снимали уже зимой, в студии. А весной, 7 мая 2006 года, я отправился в Подвязново – на встречу ветеранов. Я шагал по дороге к РТЦ и думал: «Зачем я сюда приехал? Что я здесь буду делать? Ведь я же никого не знаю! И они меня не знают» (Позже я убедился, что когда меня начинают одолевать такие сомнения – это верный признак, что я на правильном пути). Но всё оказалось не так страшно. Георгий Алексеевич представил меня, а поскольку передачу по местному телевидению видели всё, то дальнейших объяснений не потребовалось. Про передачу было сказано – «это про наш полк!».
После того, как все собрались и обменялись приветствиями, двинулись на площадку у братской могилы. Построились, к памятнику возложили заранее подготовленные цветы, Павел Степанович Андреев сказал несколько слов. А я вспомнил ухоженную братскую могилу посреди заброшенного дивизиона. Среди собравшихся не было фронтовиков, в силу возраста повоевать не успели, но чувствовалась незримая связь поколений. И здесь, не на пафосной площади перед телекамерами, а почти в лесу, на окраине заброшенного военного объекта, было ясно – это не показуха и не просто дань традиции.
Потом вернулись к станции, открыли гермодвери, мужчины достали из бункера разномастные столы, а женщины стали раскладывать продукты. Столы расставили прямо на бетоне антенной площадки. Я скромно уселся в уголке. Заметив мою стеснительнось, надо мной взяла шефство Валентина Ивановна Шпорт – супруга старшины, Назара Кондратьевича. Это получилось как-то по-фронтовому – собраться не в ресторане, а на том месте, где прошла служба. Всё это было неописуемо искренне и трогательно.
После обязательных тостов слово взял Николай Васильевич Брыксин:
– Все вы знаете, что у нас существует ветеранская организация. Уже двенадцатый раз мы собираемся, и я, как инициатор этого дела и как председатель, которого вы выбрали, хочу спросить – стоит ли нам собираться дальше? Многим уже трудно приезжать, вот я и подумал – может, на этом остановимся? Как вы думаете?
Честно говоря – я был удивлён. Я представлял себе военных как людей решительных и лишённых каких-либо сантиментов, а тут… Получается, не только меня временами одолевают сомнения? Собравшиеся зашумели:
– Николай Васильевич, да ты что? Мы тебя избрали, вот и давай! Конечно же, будем и дальше собираться!
Уже в конце, когда женщины стали убирать со столов, Николай Васильевич подошёл ко мне:
– Молодой человек… Вот как тебя зовут?
Я назвался. Николай Васильевич протянул руку, сжал мою ладонь, и, не отпуская, заговорил:
– Я, когда узнал, что ты с телевидения, то, честно говоря, сначала хотел дать тебе в морду! Потому что на вашем телевидении только одно блядство и порнография!
Я опешил и не знал, что мне делать. Но Брыксин держал мою руку крепко. Женщины, услышав такое дело, уже приготовились нас разнимать:
– Николай Васильевич, да ты что! Он про наш полк передачу снял, а ты! Ну выпил, с кем не бывает.
Брыксин как ни в чём ни бывало продолжил:
– Но я вижу, что у вас там не все такие. Вот ты, я гляжу, хороший человек! Спасибо, что приехал.
Я наконец-то освободил свою руку и буркнул что-то вроде «спасибо». Почему-то после этих передач многие стали считать, что я работаю на телевидении. Сначала это было приятно, но со временем выяснилось, что слава имеет и оборотную сторону. Видимо, слова Брыксина произвели впечатление и на других, потому что уже на обратном пути с РТЦ со мной поравнялся Михаил Ильич Панин (он пришёл на 25-ю Систему в 1954 году, был парторгом части):
– Молодой человек, вот как вы считаете, мы правильно делаем, что собираемся?
Его слова озадачили меня не меньше, чем то, что говорил Брыксин. Почему они собираются на заброшенном объекте, вдалеке от людей, да ещё и сомневаются – правильно ли делают? Они заслужили большего. Гораздо большего. Но что можно сделать? И что могу сделать лично я – ведь вопросы задавали мне?
Я не пошёл на автобусную остановку вместе со всеми, а решил навестить лагерь на окраине Подвязново, где, можно сказать, прошла юность. Лагерь, в отличие от воинской части, выглядел вполне обитаемым, хотя людей между корпусами не было видно. И за последние 20 лет мало изменился. Но мои мысли были заняты другим.
Что можно сделать? И можно ли что-то сделать? Нет, не так – нужно что-то делать! А что? Я вспомнил книжку про социальное проектирование, которую мне в своё время подарили на семинаре по Public Relation. Похоже, это именно то, что надо. Должен быть какой-то символ, понятный всем. Что-то заметное, что было бы у всех на виду и служило бы напоминанием… Ракета! Памятник в виде ракеты! Ведь стояли же ракеты на дивизионе и в городке. А потом их не стало, и у людей появились сомнения – а нужно ли собираться? А вообще нужна ли была их служба? Да, надо поставить ракету вертикально – как фаллический символ, чтобы те, кто хает нашу историю, знали – за такие дела их трахнут в прямом и переносном смысле. Так что история, с которой началось это повествование – я посмотрел на площадку перед КПП и сказал: «Тут не хватает ракеты!» – это не экспромт, а результат долгих и мучительных размышлений.