— Откуда ты все это знаешь?
— Училась хорошо, — коротко и корректно сказала Эмили.
— Слушай, — сказала Кло задумчиво. — Ты никогда не хотела быть мужчиной?
— Странная связь. Женщина-юрист ничуть не хуже. Сегодня ты мне доказала, что это даже имеет свои преимущества, — Эмили вымученно улыбнулась.
— Я не о юриспруденции... — Кло была мягкой и задумчивой. Сделка подходила к благополучному завершению, и дозволялось расслабиться. — Я о другом. Почувствовать, что чувствует мужчина... Побыть, например, Уидлером. Хоть пятнадцать минут.
Эмили попыталась представить Уидлера с полицейской дубинкой между ног. Не получалось. А интересно, как это у него выглядит. Если только он не импотент, чего исключать нельзя... Хотя такая бешеная энергетика не может исходить от импотента. Побыть им... Эмили представила себя с полицейской дубинкой между ног. Если бы Уидлер был женщиной, она бы раздела его и пнула ногой: ступай, ты никому не нужен. И пошла бы трахать Гэлбрейта, если бы он был шлюхой. И затрахала бы его до обморока. Она расхохоталась.
— Только если бы Гэлбрейт был бабой, — сказала она Кло. — Тогда, в порядке реванша, — сколько потребуется!..
— Ладно, — остановила ее Кло. — Только не надо мне говорить, что ты не хотела бы хоть раз в жизни, хоть пятнадцать минут, хоть ценой унижения, но побыть в шкуре Уидлера.
Она говорила непривычно медленно и печально.
— Странный–то он конечно странный... Не думай: я не для того тебя ему подсунула, чтобы он проглотил наживку. Его все равно так не раскусить. И не для того, чтобы отвлечь его на тебя: он не должен много разузнать о нашей сделке, а то — чем черт не шутит! — возьмет и перебьет, а если ты его зацепила, это его, конечно, остановило бы... Но не в том дело. Все равно на свидание с ним надо было кому–то идти. Я ничего не подстраивала нарочно. Но я надеялась его раскусить...
Странно, подумала Эмили. Все хотят что–то почувствовать через меня. Собственной чувствительности не осталось, что ли?
— Он, конечно, умелый малый, — задумчиво продолжала Кло, на которую нашел некоторый сентиментальный стих, — Дистанция. Полный контроль... А я хочу, — вдруг резко и решительно сказала она. — Хочу быть Уидлером. Потому что тогда я, может быть, пойму, в чем секрет его власти надо мной.
— Его — над тобой?
— Он меня подсек, как только в его увидела.
Эмили передернуло. Да что же это такое? Мне вовсе неинтересны ее откровения... Господи! Или я ревную? Не может быть, чтобы она — она! такая! — была его любовницей!
— Он появился впервые, когда мне надо было разобраться в одном деле. Я ведь тоже юрист по образованию, знаешь? И передо мной лежала папка. С делом. Об этих ребятах, которые наглым образом отмывали деньги. Он пришел. Увидел. И, соответственно, победил.
Кло говорила непривычно ровно, без единого грубого слова.
— Он пришел и забрал дело. И все. А мне было все равно, я уже принадлежала ему, честное слово. Вот что называется «подсек». А потом он стал меня использовать...
— Использовать как? — спросила Эмили, едва шевеля губами.
— Как своего посредника в разных делах. Как помощницу.
Эмили надеялась, что ее облегченного вздоха никто не заметил. Ни девушка-продавщица, воззрившаяся на них, — и впрямь странно было видеть двух иностранок, разоткровенничавшихся так некстати, — ни сама Кло, решившая вдруг рассказать подруге свою трудную и печальную жизнь. Эмили терпеть не могла таких рассказов и сама, согласно Карнеги, не слишком любила обременять окружающих фактами своей биография.
— Я стала следить за ним. Везде, куда бы он ни мчался. Он колесил по всему континенту, прежде чем осел здесь. Куда бы он ни ходил, за ним следовал мой человек. Я наняла частного детектива, — да, да, даже так! — чтобы проверить его прошлое.
— Я не хотела бы показаться грубой, — сказала Эмили, — но я... — Она собралась с духом: — Я предпочла бы не слушать о вашей личной жизни.
— В этом нет ничего личного, — горько сказала Кло. — Он ни разу до меня не дотронулся. А что, — она прищурилась, — что, если я тебе скажу, что он был сиротой на улицах Чикаго и Филадельфии? Был бунтарем в школе? А потом, в свое время, творил такое!.. Какие безумства! Чикаго, Калифорния, да что там — пол-страны, я уверена, о них говорят!
Ну уж и пол страны, с неприятным ревнивым чувством подумала Эмиля. Ревновать его к такому количеству людей, конечно, смешно, но все–таки он не новый русский лидер, чтобы о его безумствах говорила вся Америка...