— Алло, — кашлянув, сказала она.
Трубка молчала.
— Алло, — нетерпеливо повторила Элизабет.
Молчание.
— Джонни ушел под дождь, — честно призналась она, — если вы думаете, что не туда попали, то вы ошибаетесь, а если вы думаете, что попали туда, но не хотите разговаривать, — Элизабет на секунду задумалась, — если вы какая–нибудь брюнетка из «Нью-Йорк пост», то позвоните через полчаса, когда Джонни вернется из–под дождя. Он даже зонтик не взял, — заметила она с грустью.
В трубке зашевелилась жизнь. Жизнь разговаривала шепотом. Мужским.
— Элизабет, — зашептал кто–то, — привет!
— Привет, — она тоже зачем–то заговорила шепотом. — А ты кто?
— Меня зовут Джонни, — шепот был такой вкрадчивый, что у нее зачесалась мочка уха. — Я твой любимый.
— Любимый, — сказала она. — Ты чего щекочешься.
— Не говори ничего, — горячо и быстро зашептал Джон. — Я хочу задать тебе вопрос. Но ты на него пока не отвечай. Это — долгий и коварный вопрос. Вот я сидел тут с другом. У нас не было зонта. Мы мокли и разговаривали. Но это все неинтересно. А интересно вот что: что ты делаешь одна в моей квартире? Не разглядываешь ли ты мое белье, не суешь ли свой белоснежный нос в ящики моего комода?
— Нет, — сказала она, переводя дыхание. — Иди домой.
— И я сказал себе то же самое: нет, Джон, это невозможно. Твоя девочка совсем не такая, как ты думал. Она не роется в чужом комоде. Она — хорошая девочка!
— Хорошая, — согласилась Элизабет и переложила трубку к другому уху. — Я скучаю по тебе, Джонни. Ты где?
— Не перебивай! — строго проговорил он, и шепот его стал сух. — И тут я спросил себя: а не могла ли моя девочка забраться в письменный стол своего любимого Джонни? Ну скажи, да или нет? Ты молчишь?
Она молчала.
— А почему ты молчишь? Ты не можешь сказать мне правду? Но и врать тоже не хочешь, да?
— Да, — призналась она.
— Ты была любопытна, — укоризненно заговорил он. — Ты сунула свой нос туда, куда тебе не следовала его совать. И что же ты там нашла?
— Я видела доллар, — призналась Элизабет. — Рваный доллар. Рваный грязный доллар. Вроде той потаскухи, с которой ты сфотографировался на память.
Она прижала телефон плечом и пересела на диван, сбросив тапочки. Блондинка из зеркала глядела на нее печально, но без испуга.
— Ты была любопытна, — произнес он. — Как жаль! Но я никому не скажу об этом. Пусть это будет нашим маленьким секретом, о котором не узнает никто. Ладно?
— Да, — сказала она.
— Что «да»?
— Да. Я была любопытна. Приходи.
Она положила трубку. Встала, разминая ноги, остановилась перед зеркалом. Блондинка глядела на нее без особенного интереса. Они закрыли глаза. Приоткрыв глаза, Элизабет увидела за спиной блондинки совершенно мокрого типа, смутно напоминающего Джонни.
— Ты мокрый, — сообщила она.
— Зачем ты это сделала, — тихо проговорил он, осторожно снимая плащ и рывком сбрасывая его на ковер. — Какого черта ты копалась в моих вещах?! — заорал он. Но тут же взял себя в руки. — Элизабет, ты очень плохо вела себя. Ты вела себя как шпионка. А со шпионками у меня разговор короткий. Встань к стене, задери юбку. Я тебя отшлепаю.
Она отшатнулась.
— Ты шутишь?
— Я не шучу. Становись к стене.
— Это что — приказ?
— Мне повторить?
— И что я должна сделать?
— Повторяю. — Голос его был спокоен, подчеркнуто ровен и безжалостно холоден. — Ты становишься к стене. Разумеется, лицом к стене, как девочка, которую ставят в угол. — Он то ли заводил себя, то ли действительно все больше и больше возбуждался от собственной изобретательности. Элизабет не могла поверить в реальность происходящего; как же, должно быть, страшно было Виктору, когда мир вокруг него так же терял реальные очертания! — И ты задираешь юбку. И ты снимаешь трусы. И я тебя шлепаю.
Элизабет на секунду замерла. Потом резко прошла в комнату, Джонни пристально наблюдал за ней, и бесовский желто-зеленый огонек ровно тлел в его глазах, — схватила сумочку и пошла к выходу. Хлопнула дверь.
Джонни щелкнул пальцами.
— Раз, — сказал он тихо. — Два, три, четыре, пять, шесть...
На счете «семь» она ворвалась обратно в квартиру.
— Да что ты вообще за человек?! — заорала она. — Человек ты или нет? Кто ты вообще, чертов оборотень?! А?!
Она подскочила к нему и с размаху ударила по щеке. От следующего удара он уклонился. Ей и в голову не могло прийти, что она способна его ударить. С тех пор, как она в школе дралась с мальчишками, драться ей не приходилось вообще, а ударить человека по лицу всегда было для нее задачей трудноразрешимой. Но сейчас она не соображала, что делает.