Но Бьяртур, владелец «Летней обители», не сдавался. Началась Первая мировая война, «благословенная война», принесшая исландским овцеводам высокие цены на их товары и процветание. Заметно улучшились условия жизни, старые дома с покрытыми дерном стенами сменились новыми, сооруженными из бетонных плит.
Поначалу Бьяртур противился этим процессам, но потом взял кредит в местном кооперативном союзе, возглавляемом соседом Ингольфуром Арнарсоном, получившим это свое имя в честь знаменитого первопоселенца Исландии, и построил себе дом.
Как ночь следует за днем, так за экономическим подъемом последовал крах. Денег было мало. Фермеры обанкротились. Ингольфур Арнарсон уехал в Рейкьявик, где вскоре стал директором Национального банка, а затем премьер-министром. Новый бетонный дом Бьяртура был холодным, насквозь продуваемым всеми ветрами, фактически непригодным для жизни. В конце концов у него не стало возможностей выплачивать взносы. Дом и землю «Летней обители» продали с аукциона, и Бьяртур отправился с больной дочерью на руках через пустошь, чтобы начать все сначала.
Но даже и в такой ситуации, когда у него не осталось ни кроны, он сохранял свое достоинство и независимость.
И вот теперь, в полной мере испытывая последствия креппы в Исландии, нужно помнить Бьяртура.
К сожалению, оказалось, что Матти не был Бьяртуром. Матти не устоял перед банкирами, займами, легкими деньгами. Они уничтожили его, как и большую часть исландского общества.
— Синдри! Помоги нам отделить наших овец! — Фрейя быстро шла к нему. — Если не забыл, как это делается.
— Я быстро вспомню, — ответил Синдри, направляясь к загону следом за ней.
Когда овцы оказались в общинном загоне, фермеры занялись поиском своих животных. Хотя у всех овец были бирки, фермеры, узнав своих, звали их по кличкам. Фрида быстро нашла свою Хирну, подросшую и окрепшую за проведенное среди холмов лето. Синдри поражался тому, как им это удавалось; он смутно помнил по годам юности, как одна овца резко отличалась от другой, но теперь они выглядели почти одинаковыми. Если не считать этой черной, разумеется. Синдри всегда особо благосклонно относился к черным.
— Давай, действуй! — крикнула ему Фрейя.
Синдри вошел в самую середину отары. Его несколько раз боднули, но ему как-то само собой вспомнилось то, как надо зажимать между ног овец, избегая их рогов, и тащить в загон. Работа была трудной, но фермеров долины охватил своего рода азарт. Они были рады возвращению овец. Животные будут пастись на своих лугах около месяца, потом большая часть их отправится на бойню. Остальные проведут зиму в овчарне, под заботливым уходом хозяев.
Через два часа все они справились со своей задачей.
— Спасибо, Синдри, — сказала Фрейя. — Ты нам очень помог. Кофе будет в доме Гунни. Пойдешь?
— Нет, — ответил Синдри, утирая лоб. — Мне нужно вернуться в Рейкьявик.
— Почему бы не остаться на ночь у нас? — спросила Фрейя.
Синдри улыбнулся.
— Я бы с удовольствием. Но завтра у меня много дел.
Фрейя странно посмотрела на него. Ей явно не верилось, что Синдри когда-либо приходилось делать что-то важное. До последнего времени, пожалуй, так оно и было.
— Что же, рада была видеть тебя. Спасибо за помощь. И если когда-нибудь появится время и желание приехать к нам, лишняя пара рук будет кстати. Заплатить мы тебе не сможем, но кормить будем досыта.
— Может быть, приеду. Не знаешь еще, когда придется продавать ферму?
— Банк пока не торопит. Но выплатить взносы я никак не смогу. Не понимаю, почему Матти дали в долг столько денег.
— Я сожалею о том, что он сделал, — вздохнул Синдри.
Фрейя пожала плечами.
— Хотела бы и дальше вести фермерское хозяйство: девочки должны получить такое же воспитание, какое было преподано мне, — только не знаю, как я одна управлюсь со всем этим. Мой брат работает в Рейкьявике, руководит небольшой компанией по разработке программного обеспечения. Думает, что сможет найти мне работу. Не хочу переезжать в город, но, пожалуй, придется.
— Сообщи мне, что надумаешь. Удачи тебе, Фрейя.
И Синдри поцеловал ее в щеку.