Глава пятая
Встал легко, пошел в ванную, умылся. Во рту было мерзко, по прежнему ощущался привкус вчерашнего пива, поэтому зубы чистил особенно тщательно.
Заметил в отражении, что лицо сильно отекло, глаза были краснющие, под ними мешки. Но ничего, разделся, еще раз обдал себя холодной водой из-под душа, вытерся, облачился в одежду, вышел, слегка перекусил, начал собираться.
Откопал свою старую матерчатую сумку-почтальонку, сложил туда кое-какие средства личной гигиены, нижнее белье, две пары носков.
Уже готов был выходить, но тут пришла мысль в голову:
«А вдруг, придется на похоронах присутствовать? Тогда ведь принято немного денег давать родственнику усопшего».
Вернулся в спальню, из своего тайника в глубине платяного шкафа вытащил заначку, представляющую собой стопку из трех стодолларовых банкнот и четырех пятидесятидолларовых, изъял оттуда две – сотку и пятидесятку, остальное вернул на место; пятидесятку поместил в портмоне, сотку – завернул в чистый лист бумаги и вложил в боковой карман пиджака.
Уже сидя в электричке и ожидая с минуты на минуту отправления, позвонил Асе, сообщил, что уже выезжаю, часам к трем буду у нее. Ее голос мне показался несколько бодрее, нежели днем ранее, но уставшим; предположил, что она не спала ночью.
Доехал без происшествий, если не считать того, что опять немного дождило и я, как и в предыдущий раз, промочил ноги.
Вновь я разволновался, подходя к подъезду ее дома. Не решался сразу звонить по домофону, стоял, курил. Тут внутрь вошла какая-то женщина, я проследовал за ней. Поднялся на третий этаж, нажал на дверной звонок нужной мне квартиры. Спустя несколько секунд дверь распахнулась
– Привет, – встретила меня Ася и сразу же обняла, еще стоявшего в подъезде, прямо через порог; и держала меня так секунды три, слегка покачиваясь из стороны в сторону; я, признаюсь, опешил.
– Извини, заходи, – освободив меня от объятий, произнесла она, – Не пугайся, пожалуйста, моего поведения. Я как будто с ума схожу, не совсем отдаю отчет своим действиям.
Я вошел, с самого начала не проронив ни слова, снял сумку, куртку, разулся.
– Ноги промочил? – как бы невзначай, спросила Ася.
– Да, слегка, – ответил я, чувствуя, как к лицу приливает кровь.
– Пошли пока на кухню, – пригласила она, не заметив моего смущения, – Я чайник поставлю, попьем чая.
Я вошел на кухню и застыл: за столом сидел пацаненок лет двадцати трех, не более, с остатками акне на физиономии и с модной в то время прической среди молодежи – чубом набок; мне не видно было из-за стола, но я не сомневался, что он в подвернутых штанишках, в коротеньких носочках и с голенькими лодыжками.
Меня прошибло по́том.
«Во бля, попал я, – промелькнуло в голове, – Не ожидал, что придется с ее хахаленком знакомиться…»
Неизвестно сколько бы я еще так простоял с открытым ртом, но Ася была рядом, разрядила обстановку:
– Сергей, знакомься: это Глеб. Глеб – это Сергей.
– Добрый день, – подорвался Глеб с места, готовясь протянуть мне руку.
– Добрый, – ответил я, но вместо того, чтобы двинуться к нему навстречу и обменяться рукопожатиями, просто кивнул ему; кивок можно было понять двояко: и как приветствие, и как жест, мол, сиди-сиди, не вставай; он осекся, смутился, сел на место. Мне было приятно видеть его растерянным.
Вдруг я почувствовал еще чье-то присутствие, прямо за спиной, рефлекторно отступил в сторону, освобождая проход – и в кухню вошла весьма симпатичная блондиночка, может только если слегка с излишне полными ляжками и попой, и чересчур выделенными широкими бровями, что тогда, к слову, тоже в моде было.
– А это Ксения, моя лучшая подруга, – сообщила Ася, – Ксюша – это Сергей.