Балкон, а точнее лоджия, тоже ничем особенным не запомнился: невзрачная отделка деревом, старые шкафы, немного какого-то рыболовного хлама, столик; на столике старая хрустальная пепельница – такие раньше в Борисове делали. Все среднестатистическое.
– Сергей, вы извините, – начал Борис, закурив и пару раз затянувшись, – Но если вы не против, пускай дочка с нами посидит. Она сама, скорее всего, постесняется, но ей тоже есть, что рассказать. Ну и вы, пожалуйста, поведайте что-нибудь, что ей было бы полезно в плане ее работы, может профессиональный совет…
– Конечно, никаких проблем…
– Понимаете ли, – продолжал он, – Ася очень мечтала поступить на журфак, печатные СМИ, хотела стать журналистом. Я хоть и не был в восторге от выбора ее будущей профессии, но препятствовать не стал. Поступила, отучилась. Казалось бы, мечта исполнилась, а она разочаровалась; пока еще не окончательно, но близка к этому. Приходится же писать обзоры сезонных ярмарок, про выставки продукции сельского хозяйства и прочее в том же духе. И никакого просвета… Хондрит она. А тут вы ко мне обратились, Ася сразу воодушевилась…
– А на чем она хотела бы специализироваться? – встрял я.
– Честно говоря, Ася сама, видимо, не знает. В этом-то и проблема. Когда выбирала профессию, то думала, что будет все иначе, что будут интересные темы, какие-то перспективы для творческой реализации. На деле столкнулась с рутиной…
– Хорошо, я попробую с ней пообщаться, по возможности. Может, что-нибудь посоветую…
«Да уж, посоветую, – мелькнула мысль, – Посоветую, как для интернет-помоек гнилые статейки за гроши писать».
– Очень буду рад этому. И она будет рада. Может, скажете ей про что и как сейчас писать лучше, куда с этим обращаться, где публиковаться… А вы, кстати, во сколько уезжаете? – вдруг спросил Борис.
– Так… – начал думать я вслух, – Последняя электричка в полночь с чем-то будет. То есть, мне от вас не позднее полдвенадцатого удалиться надо.
Глянул на время: было только семь вечера, в запасе больше четырех часов. Сообразил, что до полдвенадцатого торчать у них будет неприлично, и, возможно, Борис наоборот рассчитывал, что я до ночи у них не стану засиживаться, в связи с чем добавил:
– Не хочется вас обременять, постараюсь раньше убраться…
– Не волнуйтесь, – остановил меня Борис, видимо поняв ход моих мыслей, – Я просто переживаю, что все не успеем обсудить, маловато времени… А вообще, можете и у нас заночевать, уехать завтра, когда вам удобнее будет…
Я пообещал подумать.
***
Вообще, я уже был прилично пьян еще до перекура, хоть и выпил-то граммов двести от силы. Видимо, усталость и пустой желудок поспособствовали этому. И если до выкуренной сигареты я хотя бы ровно мог идти и не испытывал затруднений с координацией движений, то после посещения балкона меня начало слегка водить из стороны в сторону, ноги как будто стали подгибаться при ходьбе.
Возвращаясь на кухню, в гостиной на полке в шкафу, я заметил черно-белое фото девушки. Остановился, всмотрелся: фото однозначно старое, такие раньше в фотоателье делали; девушка похожа на Асю, но не совсем – заметно больше азиатского во внешности.
– Это моя супруга Динара, – сообщил Борис, заметив мой интерес, – Мама Аси. Умерла в августе пятнадцатого. Вот, недавно вторая годовщина была. До сих пор не верится…
– Соболезную. Красивая.
– Да, красивая, – задумчиво произнес Борис, глядя на фото покойной жены, – Мы в Казахстане познакомились, в девяностом году. Мне тогда тридцать было, а ей девятнадцать. Ее родители не одобряли нашего общения. Сами понимаете: традиции, ислам… Мать еще приемлемо ко мне относилась, так как сама не казашка была, а наполовину русская, наполовину татарка; и вроде как узбеки еще у нее примешаны, не знаю точно с чьей стороны. А вот отец ее, казах, был категорически против меня. Ну и начало девяностых, напряжение нарастало, местные начали косо на приезжих поглядывать, уже витало что-то в воздухе. Отец мой тогда же примерно умер от рака мозга, а здесь, в БССР, мои дедушка с бабушкой живы были – родители моей мамы. В общем, засобирались мы на родину. Я тогда, помню, очень переживал, понимал, что если уеду, Динару больше не увижу, решился там остаться. А мать моя, узнав про это, мне говорит: «Боря, ты дурак». «Почему это?» – спрашиваю. «Ну как это почему? А кто мешает для Динары билет купить? Она уже совершеннолетняя, имеет право». В итоге, уехали мы втроем, в декабре девяносто первого. Тут уже расписались почти сразу. А еще чуть меньше, чем через четыре года Ася на свет появилась… Ладно, идемте на кухню…