– Хорошо, что хорошо, – произнес я, и вдруг вспомнил, что у меня и у самого образ Яна Моисеевича прошлой мочью перед глазами возникал…
Ася иногда находила какие-то грибы, срезала их, осматривала, некоторые выбрасывала, некоторые клала в пакет. Я же совсем ничего не видел, да и не искал. Почему-то ощущалась какая-то тревога, отчего-то было страшно, вздрагивал от шорохов, чуть не вскрикнул, когда в нескольких метрах от нас, из кустов, шумно взлетела какая-то птица размером с галку, которую, видимо, мы спугнули с насиженного места. В целом, состояние мое было похоже на то, что я чувствовал последним вечером, стоя на четвереньках в палатке с высунутой из нее головой, прислушиваясь к необъяснимой вакханалии пустого дома и ловя периферическим зрением чьи-то силуэты. Не могу сказать, чувствовала ли Ася то же, что и я, но она была задумчива и относительно молчалива…
Задержались возле поляны, сплошь покрытой брусничником, с обилием спелых ягод; в ее центре лежал огромный валун, больше метра в высоту. Подошли к нему, сфотографировали, собрали по жмени брусники, забрались на валун, сели, сверили карту с местностью, достали термос с кофе…
– А как ты все-таки думаешь, что случилось с Дарьей? – вдруг спросила Ася.
– Мне кажется, что либо ее убили и закопали где-то, либо утопили в реке, – ответил я, – Если бы какой-то несчастный случай произошел, то ее бы, скорее всего, нашли за столько лет. В принципе, и сама она утонуть могла, но мне кажется, что сложно утонуть без посторонней помощи таким образом, чтобы потом не всплыть где-нибудь. Хотя, всякое, наверное, возможно.
Боковым зрением увидел движение метрах в пятнадцати от нас, резко обернулся в ту сторону – ничего.
– Ты веришь, что мы ее найдем? – спросила Ася.
– Да, – соврал я…
Наконец, мы дошли до того самого капища № 2.
Оно представляло собой невысокую, но большую по площади возвышенность, практически без деревьев. Покрутились сверху, по лесу побродили вокруг; обнаружили еще несколько валунов небольшого размера, с максимальным диаметром до полуметра, возле одного из них лежал скелет то ли лисицы, то ли собаки. Я зачем-то нашел какую-то палку, поворочал ею череп животного. Тут же стало невыносимо тяжело на душе, навалилось состояние некой безысходности, ком к горлу подступил, глаза намокли. Я почему-то застыл на месте, уставившись на кости.
Ко мне сбоку, вплотную, подошла Ася, взяла меня за руку; я почувствовал, что слезы покатились у меня по лицу; Ася стояла рядом, плечом к плечу, неподвижно; рука ее была ледяной, моя лишь немногим теплее; я не видел, но почему-то знал, что она тоже уставилась на скелет и так же, как и я плачет.
«Это какое-то место для скорби», – пробежала мысль в мозгу.
– Да, похоже на то, – согласилась шепотом Ася.
«Неужели я это вслух сказал?» – удивился я про себя…
Стояли мы так не меньше двадцати минут, почти неподвижно, не вытирая слез с лица, не издавая ни звука. Не знаю, о чем в этот момент думала Ася, я же вспоминал все самое неприятное, трагичное, тяжелое, постыдное, унизительное, случавшееся в моей жизни. Слезы текли, капали прямо на землю, поросшую то ли мхом, то ли лишайником; это, конечно же, было плодом моей фантазии, но мне казалось, что я слышу, как слезы ударяются оземь, и мои, и Асины. И вдруг тревога и страх ушли, стало легко, даже захотелось улыбаться. Ася отпустила мою руку, начала вытирать свои глаза, зашмыгала носом. Я повернулся к ней спиной, принялся выполнять те же действия.
– Ну что, идем домой? – спросила она через пару минут.
– Да, пошли…
На обратном пути снова вернулись к тому самому валуну на брусничной поляне, опять забрались на него, достали бутерброды, термос…
– Слушай, Ася. Давно хотел спросить, но все никак к слову не приходилось, – обратился я к ней, дожевывая бутерброд, – Вот вы были тут тогда большой компанией из семи человек, плюс председатель, который, со слов того же Яна Моисеевича, достаточно осведомлен об истории местности, о ее географии, но вы ничего толком, как я понял, не посетили и не выяснили. Почему так вышло?
– Ну, во-первых, кое-что мы все-таки посетили, – начала Ася отвечать на мой вопрос, отпив кофе, – Курганы видели, несколько валунов. Во-вторых, не так уж хорошо Андрей Григорьевич тут ориентировался, чтоб без карт нам все показать. Он говорил, что все тут облазил, много чего видел, но то было еще в его детстве. Кроме того, мы планировали сюда вернуться через две недели. За это время Андрей Григорьевич должен был подготовиться, освежить память, возможно, с помощью Ивана Моисеевича. В общем, тогда мы, честно говоря, больше отдыхали, чем исследовали что-то. Меня вот удивляет лишь то, что Андрей Григорьевич сам нам показал то самое место, где мы стали лагерем, но ничего не сказал про то, что это и было одно из капищ. Странно это, ведь вряд ли он не знал об этом, согласись.