Мужчина напротив улыбался во весь рот. У него были не свои, но белые зубы и приятные черты лица. Ему хотелось выговориться, поговорить о том о сём. И девушки приготовились слушать.
–Мне повезло, я считаю. Я родился в сорок седьмом, после страшной войны…
И далее последовал рассказ Виталия о его детстве, юношестве и о самом примечательном – его работе. Если детство его было похоже на жизни многих других, в ту пору взращённых на сельских культурах собственного производства и в качестве мяса видавшего свиные пупки, то юношество и работа заслуживали особого внимания. Он с детства мечтал о море, о его крайних просторах и иссиня-чёрной пучине, в которой скрывался другой мир и манил из любопытства своим своеобразием. И если стать океанологом было трудно в связи с отсутствием умений и последующих амбиций при обучении в гидрофизическом институте, то попасть в военно-морской флот по окончанию школы было возможным. Тем более, что его отец был подводником. Так в шестьдесят пятом он оказался на АПЛ2. Ведь о море грезили тогда, как и о самолётах исключительно романтики и искатели приключений – он таковым являлся. Его отец, участвующий в битве с немцами в сорок втором на подлодке северного флота познакомил Виталия со своим командиром ещё мальчишкой. Виталий вспоминал об этой встрече с особым энтузиазмом. Пришёл, говорит, весь такой в орденах и при славе. Что говорить, четырнадцатилетний мальчик был польщён и удивлён, слушал о его десятилетнем стаже с упоением и воздушностью. Судьба была предопределена, он считает, именно в этот день. Ведь, несмотря на достижения собственного отца, приоритетом в выборе часто служат совершенно случайные люди. Об этом Виталий поведал также. В какой-то момент даже подмигнул Карине, поведав о том, что если та ещё не выбрала ту профессию, что будет ей приятна и радостна, то вполне возможно, ещё не встретила человека, который станет её мотиватором в этом направлении. Потом Виталий удалился в дебри этой самой мотиваторской философии, в которой по всеобщему разумению всегда имелся инициатор и учитель. Такой не всем встречался на пути судьбы, но если и приходил, то всегда оставлял в душе тёплый, не тлеющий след уважения. Благодаря такому, мы все выбираем, чем хотим заниматься в жизни. Настя тут же с койки отметила, что она хочет писать книги, на что Виталий не то усмехнулся, не то улыбнулся, но в его словах не было ни сарказма, ни обвинения с судейством. Он просто сказал, что если это действительно мечта девочки, то её надо реализовать. За это Настя сразу к нему потеплела и даже стала больше вникать в то, что он рассказывал.
Молодым особам рассказ о подводных приключениях не был столь интересен, как самому Виталию. По крайней мере, перестал быть таковым, когда обе уже стояли у распахнутого окна и смотрели в неожиданно звёздное небо. Ночь стояла тихая, ясная, с запахом дождя и земли. Ветерок ласкал щёки и щекотал ресницы, до больницы доносились пряные ароматы недалёкой пекарни. Сентябрь был дождливым, но тёплым, температура воздуха не опускалась ниже плюс восемнадцати. И пока девочки дышали влажным воздухом, за ними наблюдал старик с совершенно юным сердцем и мечтательным взглядом. Он остановил свой рассказ, сделал паузу и проникся в пульсирующую тишину, которую не нарушал ни ветерок, ни закончившийся неожиданно дождь. Он смотрел в спины двум сёстрам и думал о том, как совсем недавно был также молод и о многом мечтал. Ему было радостно и тепло от мысли, что, пожалуй, многое из того, что он хотел и чего добивался, сбылось. На рубеже собственного века он испытывал благодарность жизни. Возможно, лишь одно выделялось из позитивного потока и веяло холодным прагматизмом, несмотря на всю воздушность и романтичность характера Виталия – его болезнь. Вот уж он и подумать не мог, что будет помирать от вируса, которому не исполнилось и года. Тогда как сам Виталий столько всего повидал и через многое прошёл. Конечно, он не стал загружать молодые умы информацией о своей боевой службе в период холодной войны с США, о наблюдении за ударными группировками НАТО, а позднее своём участии в решении задачи завоевания господства в различных морских и океанских районах. И потом романтика такой службы была только в начале, при этом до первого восхождения на борт. После был день сурка, изо дня в день повторяющийся своими одинаковыми и последовательными действиями. Правда, он любил и уважал своих товарищей, бок о бок в независимости от звания выполняющих все виды бытовых работ от мала до велика. Коллектив, в котором он прослужил, а впоследствии и проработал семь лет, был дружным, приятельским. Да и зарплата радовала – в отличие от многих других военных служб ВМФ платили достойно. А потом что-то произошло…То ли рутинная подоплёка, то ли желание жениться и иметь детей, он сам до конца не уверен, но он ступил навсегда твёрдой ногой на землю. И, несмотря на весь его громоздкий труд, без морей и океана он оказался ненужным – трудоустроиться было негде и некуда. Правда, его брали в чоповцы или сторожем. Особенно высокую зарплату сулили за охрану Ваганьковского кладбища, где покоились знаменитости разных эпох.