– Если то, что ты сейчас говоришь, правда, почему же они до сих пор не в Бутырке?
– Крыша очень хорошая, – Фильштейн грустно кивнул в сторону Кремля. – Прочная.
– Так они ж из номера в номер мочат режим «кровавой гэбни»!
– Ага, а на «Эхе Москвы», где главный акционер – «Газпром», чем люди занимаются? Это и есть управляемая демократия, Кира. Нужен свисток, чтобы пар выходил, когда разум возмущенный закипает. Ну и витрина свободы слова для экспортных нужд. Как Виктор Луи при совке. Кстати, насчет «кровавой гэбни». В «Новой» всеми левыми бабками как раз заправлял Торчковский. Этот крендель раньше служил в контрразведке, на всякий случай. Так что, думаю, не случайно они с Кожеуховым в той машине оказались.
Оба помолчали.
– Ладно, что-то мы все о работе да о работе, – улыбнулся Филя. – Давай о чем-нибудь хорошем поговорим. Тост есть.
– Давай.
– Чтоб хуй стоял, и деньги были, и не сгорели винные заводы!
Они выпили и присели за стол, закусывая овощами и нарезками с копченостями.
– Кстати, Сань, я как раз по поводу хуя хотел поговорить, – неожиданно прервал паузу Потемкин.
– Не понял. – Кусок колбасы завис у Фили во рту.
Депутат оторопело воззрился на собутыльника: по всем понятиям он был «строго гетеро». Потемкин многозначительно окинул взглядом высокие своды кабинета:
– Пойдем выйдем, пошушукаемся.
Филя вслед за Кириллом вышел в пустынный думский коридор и присел на стоявший там темно-зеленый кожаный диванчик. Потемкин заговорщицки взял приятеля за лацкан пиджака и начал вполголоса излагать:
– У меня клиенты есть. Они здесь занимаются дистрибуцией сексуальных стимуляторов. Таблетки там, мази, афродизиаки, духи с феромонами…
– Феромонами?
– Ну, это такие как бы ароматические добавки, которые действуют на мозг собеседника, пробуждают у нее или у него желание тебя немедленно трахнуть. Говорят, кстати, в последнее время начали применять в политтехнологических целях. У электората возникает сексуальное влечение к опрысканному кандидату во время личных встреч. Прием называется «подпустить зюскинда».
Глаза у Фильштейна заблестели, и он ткнул приятеля пальцем в грудь:
– Не забудь мне прислать.
– Не вопрос. Так вот я подумал: а почему бы нам в Думе выставку продукции не организовать?
– Ты че, ебнулся?
– Да ты послушай! Это же смотря как повернуть. Можно шикарную политическую базу подвести. Борьба с демографической катастрофой, за рождаемость, гондоны на хуй… То есть, наоборот, с хуя. Чтобы уши коммерсантов прикрыть, под это дело слепим общественное движение типа «Наше будущее – в наших штанах!». Напихаем туда всяких свадебных генералов – врачей-сексологов и председателей ассоциаций многодетных семей. Подгоним крупные фармацевтические компании, «Файзер» там…
– По-любому скандал будет, – промычал Филя.
– Так в этом и весь цимес, Саня! А в центре скандала будет клиент. Представляешь, какая пресса?
Фильштейн задумался и заморгал, как старый кассовый аппарат. В его голове происходили какие-то сложные калькуляции. Через пару секунд губы его растянулись в довольной улыбке и выдали чек.
– Говно вопрос. Полтинник председателю комитета по охране здоровья, стольник в управление делами и стольник мне. Но я формально нигде не фигурирую. Пусть твои гаврики, у которых счастье в штанах, официальное письмо на Грызлова напишут.
– Стольник в долларах? – уточнил Потемкин.
– Ну не в юанях же. И не в этих фантиках разноцветных – евро. У нас тут по старинке, в баксах.
– Нет, ты не понял. Просто многие на швейцарские франки перешли. – Кирилл потер пальцами. – Думаю, если фармацевтов подогнать, они вместе легко поднимут. Странно, что у вас тут до сих пор сексшоп или бордель никто не пытался открыть. Ювелирный магазин есть, а секс-шопа нет. Непорядок.
– Кира, ты лучше меня знаешь, что наша богадельня – это политический бордель и секс-шоп в одном флаконе, – вздохнул депутат. – И ты только что имел возможность в этом наглядно убедиться.