Потемкин влетел в мир большой политики в начале девяностых, в совсем еще юном возрасте. В восемнадцать он был в авангарде борьбы за светлое капиталистическое завтра, в двадцать – среди красно-коричневых «фронтовиков», пытавшихся устроить его вчерашним бело-сине-красным соратникам кровавый термидор. Он был идеологом по складу ума, так как всегда хорошо конструировал идеологемы и формулировал прикладные месседжи. Мог сочинить листовку, мог написать статью или речь для какого-нибудь очередного косноязычного вождя. Штурмовал «Останкино», защищал Белый дом. Поучаствовал почти во всех войнах и революциях на полыхающем разломами постсоветском пространстве. Чудом выжил. Иногда ему снилась та эпоха, и в этих снах всплывали образы убитых товарищей и брошенных женщин, терзала горечь за преданные идеалы.
Когда революции утихли, он с его даром угадывать чаяния масс и отделять главное от второстепенного стал незаменим на выборах. Как-то раз его самого внесли в список одной из партий на выборах в Госдуму. Он не прошел, и тогда окончательно понял, что это не его, что истинное призвание – зажигать звезды, а не быть звездой самому. Ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Кажется, это сказал какой-то Владимир Владимирович. Но не Путин, точно.
Да, про Путина. Как патриот, Кирилл отдавал ему должное за то, что ВВП мягко, без надрыва угомонил бившуюся в конвульсиях страну. Для его народа это было несомненным благом. Но липкие и вязкие нулевые лишили общественную жизнь всякой романтики. Вместе с монетизацией льгот для пенсионеров пришла полная монетизация политики, наступила эпоха всепобеждающего бабла. Потемкину это не нравилось. Он пытался найти свое место в новой системе координат, работал на системных олигархов, занимался их имиджем. Причем делал это с той же самоотдачей, с какой в свое время строил баррикады на Красной Пресне. И за не очень большие гонорары. По-другому не умел.
В конце концов он попал в некое пиар-поле между властью и бизнесом, где вращалась денежная масса. Так появился на свет «КонтрПроект». Когда многочисленные парвеню приходили к стене с зубцами за санкцией на общественное признание, одному из них могли указать на Потемкина в качестве подрядчика. Это, конечно, были крохи с барского стола. Но Кирилл трудился многостаночно, хватаясь за любую работу – от создания «живого журнала» до избирательной кампании кандидата в мэры уездного городишки. У него был скромный офис, зато он был расположен в весьма символичном месте – гостинице «Украина». Окна кабинета директора выходили на Белый дом. С одной стороны, это пробуждало в Потемкине воспоминания о здании, в котором он когда-то работал и даже некоторое время жил, с другой – придавало статусности в глазах клиентов, приходящих на переговоры.
Увы, изящные и приятные в творческом плане проекты появлялись редко. Не до жиру – быть бы живу. Приходилось заниматься и мелкотравчатым бизнеспиаром, «созданием и продвижением бренда» какой-нибудь сети сосисочных. Или, как вот сейчас, ВАЛЛИ.
«Нет, пора в пампасы», – подумал Потемкин и опять закурил. В этот момент дверь кабинета растворилась, и в него под конвоем Евы вошли Бурунин и Коготков – два нечесаных потемкинских криэйтора. От Бурунина, ко всему прочему, за версту разило перегаром.
– Ева, закройте, пожалуйста, дверь с той стороны, – сказал Кирилл и добавил: – И уши, пожалуйста, тоже закройте.
Последнее, что услышала Ева, выходя из кабинета, было: «Орлы, вы не охуели так работать, а?!»