Только в 1773 г., через полвека после грозного указа, когда подросли леса, прекратилась государственная монополия на поташ. Производство его и продажа были разрешены населению.
Но экономные русские хозяйки, жалеючи деньги на покупку поташа, получали его кустарными способами, благо печи топились дровами. Испекла каравай, выгребла золу и — в дело: на постирушку да на мытье. И выщелачивали золу сами, и мыла наваривали тазами — про запас.
В Москве в 1804 г. было выпущено руководство «Самый лучший способ приготовлять белый поташ и что нужно знать при испытывании доброты его». Русский поташ и в начале XIX в. по своему качеству держал первое место в мире, несмотря на то, что еще в 1785 г. французский химик Николас Лебман смог получить соду из поваренной соли, и у мыловаров появилась возможность обходиться без зоЛы и поташа. В это же время русские мыловары по-своему усовершенствовали производство мыла — стали применять для варки канифоль.
В XVIII в. в Москве появились уже мыловарные заводы — в Новинской и Пресненской частях. Их появление обуславливалось ростом суконных фабрик, в мыле нуждались ситценабивные и красильные производства. На крупнейшей российской ярмарке — Нижегородской, именно они были основными покупателями мыла.
В 1853 г. в Московской губернии имелось уже 8 мыловаренных заводов. Крупные производства мыла стали попадать в руки иностранцев. В Москве — это мылот варенный завод немца Ширмера, французов Брокара, Дюфтуа (фирма «А Ралле и К°»), Сиу, Лемерсье.
Из русских же промышленников-москвичей удалось удержаться «на плаву» лишь братьям Жуковым.
В 60-х годах XIX в. в Москве была фабрика «коллежского асессора и временно купца 2-й гильдии» К. П. Гика, на которую поступил работать мастером Г.А.Брокар. В 1864 г. он открыл свое дело. Первоначально на его предприятии работал мыловар да рабочий, а все оборудование состояло из каменной ступки, 2–3 кастрюль и плиты. Варка мыла проходила дважды в день, за один прием варилось около 30 фунтов мыла. В среднем в день получалось 5-10 дюжин кусков мыла, и сами же промышленники разносили его по лавкам для продажи.
Полюбилось москвичам прозрачное мыло с большим содержанием глицерина. Изготовлялось оно в форме шара, диаметром с вершок и стоило пятачок. Называлось оно «Шаром» и многие наивные покупатели полагали, что название это самое что ни на есть заграничное. На этом мыле и сделал Брокар свой первый капиталец. А к 1863 г. «парфюмерное заведение» уже имеет локомобиль в 4 лошадиные силы, 3 пропускные машины, 2 железных котла для варки мыла, 3 чугунных котла для щелока, и работают на этом оборудовании уже 30 рабочих. Теперь спросом пользуются спермацетное (на китовом спермацете) и греческое (на ореховом масле) мыла. Их брусочки обертывались в фантики, на которые были нанесены изысканные узоры для вышивки и потому снискали особую любовь среди рукодельных хозяек.
Московская Политехническая выставка 1872 г. показала нечестность многих мыловаров: мыло фальсифицировалось глиной, крахмалом и даже жидким стеклом, очевидно из-за более дешевого холодного способа изготовления, что привело к вредной щелочности продукции, замаскированной глицерином.
Но дела Брокара шли в гору. В 1914 г. фабрика произвела 34,7 млн. кусков мыла, около 7 млн. флаконов духов и одеколона, в том числе выпускал он и знаменитые по сию пору духи «Красная Москва», тогда именовавшиеся «Букет моей бабушки», и более 2,5 млн. коробок пудры «Лебяжий пух» За 50 лет оборот предприятия вырос в 750 раз. В это время мыловаренный цех имел 10 котлов емкостью до 1400 пудов каждый, несколько котлов для варки пальмового и других масел. Это крупнейшее мыловаренное предприятие имело в отделочном цехе более 300 рабочих, в разливочном — более 250…
Но в народе продолжали варить мыло сами: из древесной золы выщелачиванием с добавлением сала, из кишок животных с добавлением каустической соды, с добавлением ароматных веществ. Наши бабушки помнят, как наваривались в домах целые корыта своего мыла, которое разрезалось на куски и укладывалось в чулан стопками. Дешево и сердито!
Вот потому по данным 1913 г. в стране на каждого приходилось немногим более 1 кг заводского мыла в год, а в западноевропейских странах, победивших водобоязнь, и в США потребление мыла на душу населения за этот век возросло в восемь — десять раз.