— Ах, ты… Ты! — заорала я, толкая его с силой в грудь.
— Такой розыгрыш запорола своим воем раненной белуги, — продолжал сетовать Лев, щелкая меня по носу.
Парень всё так же не замечал сатанеющую меня. Взгляд сам упал на тяжелую кованую ложку для обуви, что мне подарил один кузнец. А была она длинная и очень удобная… чтобы лупить двухметровых зеленоглазых вредителей!
— Саш, прекрати! Ай, больно же! — возмутился Лев, перепрыгивая через диван. — Ну, прости! Довольна?! Ах… твою же мать! — выругался он, когда тяжелый конец прилетел ему на предплечье.
— Да пошёл ты со своими извинениями, придурок! — завопила я, снова занося ложку над парнем.
Лев перехватил у меня ложку и откинул на диван. Но я тоже не робкого десятка! Навалившись всем весом на него, я быстро поставила подножку. Но падал Лев не один, блин!
С пронзительным визгом я грохнулась сверху на подвывающую то ли от хохота, то ли от боли, тушку парня.
— Бляха-муха! Да ты мне все кости переломала! — возмущённо простонал шатен.
— Нет, я, конечно, знала, что ты тот ещё старик, но, чтобы настолько… — съехидничала я, специально утыкаясь локтями ему в грудь. — В любом случае, операция по мщению прошла успешно, а значит я умываю руки, — торжественно сказала я, пытаясь слезть с него.
Но быстрый кувырок (и попрошу заметить: не характерный для стареющих особей) и парень уже подмял меня под себя, нависая сверху.
— Так, гораздо лучше, — ухмыльнулся Лев, окидывая меня победным взглядом темно-зеленых глаз, в которых можно разглядеть желтоватые черточки вокруг зрачка, придававшие взгляду хулиганистый шарм.
Но вместо того, чтобы говорить и кричать, чтобы он отпустил меня, я брякнула:
— Я сегодня тебя два раза побила. Пределы моей кровожадности — неизмеримы.
— Намёк ясен.
И в следующее мгновение мне сковали кисти одной рукой, задернув за голову. Я просто задохнулась от возмущения! Вот теперь пора кричать о помощи!
Я набрала побольше воздуха в грудь, и закричала:
— Помог…
Но крик сорвался где-то там внизу, когда горячий рот мужчины накрыл мой, сминая в алчном и властном поцелуе. Мягкие губы со страстью ласкали мои, пока вторая рука блуждала по телу пробираясь под юбку. Острые зубы вдруг резко укусили меня за нижнюю губу. От острого ощущения, что поразило меня, я вскрикнула. Но мой крик потонул в более напористом поцелуе. Его язык с ленцой проник в мой рот касаясь моего, заставляя вступить в жаркий танец. Застонав от пробегающих мурашек, я сама начала со страстью, на которую способна, отвечать на провокационные, но возбуждающие поцелуи.
Я чувствовала как вся горю от ощущения близости его тела и вечно летнего запаха, что исходил от парня, с неимоверной силой вдавливающего меня в жесткий пол. Внизу всё налилось от томного тепла, которое передалось по всему телу. Между ног нетерпеливо начало пульсировать.
— Должен признаться роль истеричной невесты тебе удалась, — хрипло проговорил он, отлепляясь от меня. Затем зелёные глаза прямо заглянули мне в глаза. — Так… что ты решила?
Я поняла, что он спрашивает на счёт того, что он мне сказал утром в машине. Но… тогда бы я сказала, что точно нет, а теперь… Твою мать, да я хочу быть с ним! И всегда этого хотела, а остальное пускай горит синим пламенем!
— Вставай, — скомандовала я, быстро поднимаясь с пола и идя к входной двери. Лев в недоумении посмотрел на меня. — Ты должен мне танец. Помнишь?
Ненавижу сборища, где было дофига народу. В особенности, школьные. Я бы с удовольствием пропустила бы и эту вечеринку, но, к моему искреннему несчастью, это был выпускной и мои старательные сопения и кашель в трубку не убедили классную руководительницу.
И самое паршивое, что мне пришлось нацепить на себя эту жёлтую тряпку, что мама гордо назвала платьем. Ага, да. Это платье грозилось удушить меня, а цвет делал из меня редкий вид жёлтого гиппопотама. Правда, моё тело победило это платье и от подмышки до бедра швы разошлись. И когда уже можно будет на выпускной ходить в джинсах и растянутой футболке? К чему эта официальность вообще? У меня никаких теплых воспоминаний не было здесь, так что не вижу смысла наряжаться и изображать печаль от расставания с местом, что принесло в мою жизнь лишь стресс и низкую самооценку.
— Ты была права, когда сказала, что это платье — полное уродство, — весело произнёс Лев, садясь рядом. От сводного брата шёл благородный шлейф спирта вперемешку с сладковатыми цветочными духами.
— Уйди, а? И без тебя плохо, — простонала я, пытаясь сесть по-другому, чтобы Ельский не узрел той дыры, что проделали мои нежные жирки.