За орнамент брались давно. Значение и пути его объясняли в трудах своих Стасов и Буслаев, много других, но никто к нему не подошел так, как надо, никто не постиг того, что —
Все ученые, как гробокопатели, старались отыскать прежде всего влияние на нем, старались доказать, что в узорах его больше колдуют ассирийские заклинатели, чем Персия и Византия.
Но крещеный Восток абсолютно не бросил в нас, в данном случае, никакого зерна, он не оплодотворил нас, а только открыл лишь те двери, которые были заперты на замок тайного слова.
Самою первою и главною отраслью нашего искусства с тех пор, как мы начинаем себя помнить, был и есть орнамент.
Наши исследователи не заглянули в сердце нашего народного творчества…
Нет, не в одних только письменных свитках мы скрываем культуру наших прозрений, через орнаментику букв и пояснительные миниатюры. Мы заставили жить и молиться вокруг себя почти все предметы. Вглядитесь в цветочное узорочье наших крестьянских простынь и наволочек. Здесь с какой-то торжественностью музыки переплетаются кресты, цветы и ветви. Древо ни на чем не вышивается, кроме полотенца, и в этом скрыт весьма и весьма глубокий смысл.
Древо — жизнь. Каждое утро, встав от сна, мы омываем лицо свое водою. Вода есть
символ очищения и крещение во имя нового дня. Вытирая лицо свое о холст с изображением древа, наш народ немо говорит о том, что он не забыл тайну древних отцов вытираться листвою, что он помнит себя семенем надмирного древа и, прибегая под покров ветвей его, окунаясь лицом в полотенце, он как бы хочет отпечатать на щеках своих хоть малую ветвь его, чтоб, подобно древу, он мог осыпать с себя шишки слов и дум и струить от ветвей-рук тень-добродетель. Цветы на постельном белье относятся к кругу восприятия красоты. Означают они царство сада или отдых отдавшего день труду на плодах своих. Они являются как бы апофеозом как трудового дня, так и вообще жизненного смысла крестьянина.
Таким образом разобрав весь, казалось бы, внешне непривлекательный обиход, мы наталкиваемся на весьма сложную и весьма глубокую орнаментичную эпопею с чудесным переплетением духа и знаков. И «отселе», выражаясь пушкинским языком, нам видно «потоков рожденье».
Из статьи С. Есенина «Ключи Марии»
ЕСЛИ ХОЧЕШЬ БЫТЬ ЗДОРОВ
Хвоя — круглый год
В.И.Сидорчиков
Красоту хвойных пород деревьев мы традиционно воспеваем в канун Нового года. Хвойный запах — неизменный спутник приближающегося торжества. Но оказывается, могут вечнозеленые деревья одарить нас еще и отменным здоровьем, если помнить об их целебной силе круглый год.
Божье дерево — так исстари славяне называют сосну за ее поистине божественную щедрость к человеку. Самым прекрасным и свободным деревом России считал сосну русский писатель М.М.Пришвин.
С глубокой древности сосна обогревала и кормила человека. Из нее же он строил разнообразные плавсредства.
353 года назад Семен Дежнев, открывший пролив между Евразией и Америкой, жаловался в своих «сказках», т. е. письмах-отчетах царю Алексею Михайловичу Романову (отцу Петра I), прозванному в народе Тишайшим, что «покоряя для государя новые земли, терпели они (казаки) великую нужду, холод, голод и кормились-де корою кедровой…» Здесь речь шла о камбии (лыке или заболони) — белом сочном слое, расположенном между корой и древесиной у сосны, лиственницы и кедрового стланика.
Сосновая заболонь спасала людей не только от цинги, но и от голодной смерти, заменяя им МУКУ и КРУПУ. Ее резали на небольшие кусочки, затем толкли на камне или в ступе и пекли из нее лепешки, варили кашу.
«Верхоянские якуты лиственничную (сосновую) кору едят как самую обыкновенную пишу. Богатые и бедные — даже при изобилии рыбы, молока и мяса…» Так описал в 1862 г. рацион северных жителей А.И.Аргентов.
Путешественник и исследователь быта якутов Ричард Маак в середине XIX в. называл якутов дендрофагами, то есть древоедами, из-за того, что якутская беднота сдирала сосновое лыко (заболонь) и употребляла его в пищу.
Такое же явление из быта простых якутов в XIX в. отметил и посетивший их поселения иркутский епископ Нил. На его вопрос к хозяйке якутского дома: «…что же она готовит на обед семье?» — она с духом смирения ответила: «кашу», основу которой составляла болотная трава, известная под названием заячья капуста. К траве этой служила придачей толченая сосновая кора с значительной примесью какой-то съедобной земли вроде «каменного молока».