Лапти, согласно местным традициям, могли быть косого или прямого плетения. Руссие лапти вначале были на левую и правую ноги разные.
Мордовские, татарские и чувашские «родичи» — по ноге не различались, что было даже удобней: потерялся один лапоть — можно заменить. Эту экономичную уловку переняли русские у поволжских народов Опять же в целях экономии и увеличения износостойкости плели лапти из лыка и кожи пополам. А чисто кожаные лапти вообще износа не знали.
Воистину лапти — всероссийское изобретение. А что же Европа? «Законодательница мод» щеголяла в деревянных башмаках — сабо, которые даже летом приходилось носить на толстые шерстяные носки, чтобы не натереть ног. И все же такие башмаки до сих пор в почете среди европейцев, а когда в Голландии решено было запретить рубку тополей, идущих на изготовление традиционной обуви, народ возмутился: «Не гоже забывать традиции». До сих пор голландцы выпускают до 3 миллионов пар таких башмаков в год. Но если бы довелось заносчивым европейцам испробовать на себе легкость и удобство лаптей, с каким стоном и слезами влезали бы они после этого в свои деревянные колодки…
Несчастные японцы должны были передвигаться мелкими семенящими шажками, ведь их движения сковывало узкое одеяние — кимоно, а на ногах они умудрялись удерживать деревянную обувь — гета, напоминающую скамеечки.
В Китае плели сандалии из соломы. Они назывались цаосе.
А в Испании еще в начале XX в. многие ходили обутыми в альпарчатос. Несмотря на звучное название, скрываются за ним своеобразные лапти, сплетенные из местного ковыля.
Вот сколько «дальних родственников» у нашего лаптя. Только почему-то никто не называет Голландию — «сабошной», Японию — «геташной», Китай — «цаосешным», Испанию — «альпарчатошной», а вот коль заходит разговор о России, то тут уж нет ярлыка ядовитее, чем «лапотная».
Кстати, знаменитый критик и публицист XIX в. В. В. Стасов так объяснил востребованность лаптей в народном быте: «Наш земледелец всегда работает и работает на поле — в лаптях, или какой ни на есть легкой обуви, меха и башлыка не наденет, потому что у него и так пот градом катит по лицу и груди».
Такие обыденные для наших предков лапти сегодня воспринимаются нами как давно забытая диковинка, а ведь еще в годы гражданской войны среди множества необходимых комиссий существовала в Советской России и Чрезвычайная комиссия по снабжению армии валяной обувью и лаптями. Под стать стремительному времени была и мода на аббревиатуры: вышеозначенная комиссия коротко называлась Чекволап.
В русском обиходе лапоть и валенок, можно сказать, «два сапога пара». Только вот один «сапог» летний, а другой — зимний.
Валяная обувь, а проще, валенки — еще один «символ» России в сознании тех, кто знаком с ней лишь по припевкам типа «лапти, да лапти мои», да «валенки, валенки — не подшиты, стареньки»…
В годы Великой Отечественной войны валенки стали, можно сказать, продуктом стратегического значения. Миллионам наших солдат и жизнь, и здоровье сохранили в суровые зимы валенки. В то же время немецким завоевателям, «несущим дикой России благо цивилизации и культуры», представилась возможность «щегольнуть» в лаптях-ступнях да в бабьи платки ноги кутать — увы, не учли горе-вояки природные условия! Москва — не Париж, и слава Богу!
А появились валенки в русском обиходе в том виде, в каком мы их привыкли видеть, то есть с высокими голенищами, в начале XIX в. Их придумали народные умельцы из Семеновского уезда Нижегородской губернии. Так что валенки, катанки, пимы — земляки знаменитой на весь мир «огненной» Хохломы.
К тому времени вся Россия носила грубошерстные, натертые пемзой, твердые и гладкие валенки, а еще — чесанки, т. е. мягкие валенки из тонкой поярковой шерсти с начесом.
Задолго до валяных сапог знали наши предки валяные коты, кеньги, чуни, которые делались с суконными или вязаными голенищами, а то и вообще без них.
Говорят, что сам Петр I поутру после буйных своих «ассамблей» любил окунуться в прорубь, а выйдя из нее, согревался, надевая на ноги пимы и съедая миску горячих щей. Затем и дочь его Елизавета, и даже Екатерина II в валенках прямо на балы являлись. Ноги-то у этих дам к старости болели, а под роскошными парчовыми да бархатными кринолинами все равно не видно, в чем обута самодержица. Да даже если и заметят царедворцы — кто посмеет выразить недоумение? Так что гоголевский Вакула вполне мог привезти своей Оксане от царицы не черевички парчовые, а валенки войлочные!