Трудно было понять, насколько Зуев пьян, и пьян ли вообще. Вид у него был дикий и грязный. Нечесаная голова, недельная щетина и горящие воспаленные глаза состарили его лет на пятнадцать. Вернись он таким домой, жена не узнала бы его, прогнала бы, обозвав ханыгой, ведь они, то есть ханыги, и впрямь все на одно лицо, как братья-близнецы, как брошенные дома или заросшие лопухом да крапивой пустыри. И даже одеты они всегда одинаково, потому как одеваются исключительно для того, чтобы не замерзнуть.
Казалось, сама судьба помогает Зуеву в затеянном им деле. Он почти сразу поймал такси, и шофер оказался то ли нелюбопытным, а может, сильно уставшим. Он даже не посмотрел, что там этот полусумасшедший пассажир впихнул на заднее сиденье. Ковер не ковер – дело пассажира. Может, навидался он за свой таксистский век всякого: и ковры по утрам, и телевизоры по ночам – такая работа.
До Ордынки доехали быстро, благо улицы были еще свободны. Выскочив из машины, Зуев подбежал к двери и громко постучал ногой. Некоторое время за дверью было тихо. Затем в квартире зажегся свет и хриплый женский голос спросил:
– Кто там?
– Я это. Я, Саша. Открой. – От нетерпения Зуев скреб ногтями стену и все время оглядывался на машину. Наконец дверь открылась и в проеме показалось бледное заспанное лицо Гали. Не дожидаясь приглашения, Зуев вошел, прикрыл за собой дверь и потребовал денег, чтобы расплатиться с таксистом.
– Шувалов погиб, понимаешь, Шувалов. Он здесь, в машине. Дай скорее пятерку.
Ничего не понимая, Галя смотрела на Зуева, а тот все больше нервничал, пытался втолковать хозяйке, что произошло.
– Кто погиб, Шувалов? – переспросила Галя. – Ты его что, мертвого привез?
– Да, да, да! – чуть не закричал Зуев, и в это время в комнате кто-то проснулся, послышались шаги и бормотание.
– Ну дай же пятерку, – потребовал Зуев, – отпущу такси, все объясню.
В прихожей появился сонный полуодетый Кука. Он, видимо, все слышал, но для ясности переспросил, кто погиб, и, услышав ответ, вытащил из кармана деньги. Он дал Зуеву пятерку, а потом и помог ему занести Шувалова в квартиру. Галя, наконец сообразив в чем дело, запричитала как наседка, и квартира ожила. Проснулись гости – молодая парочка из новых Кукиных знакомых. Хозяйка охала и ахала, Кука все время бормотал: "Не может быть, не может быть". А Зуев громко рассказывал, раскрашивал свой рассказ какими-то мистическими ужасами. Он досочинил историю с появлением девушки в белом платье, приплел сюда стаю волков на чаплинском кладбище и полубезумного деда, который поил их злосчастной самогонкой. Вначале Кука слушал внимательно, но потом выражение лица его стало меняться. Он уже окончательно проснулся и, несмотря на выпитое накануне, выглядел вполне прилично.
– Да ты бредишь, – наконец сказал Кука, – или пьян в стельку. – Тут Кукино лицо вдруг озарила счастливая улыбка, он кинулся к большому свертку на кровати и с криком: "Ну, брехуны…" – рванул покрывало. Улыбка слетела с его лица так же быстро, как и появилась. Затем, аккуратно накрыв лицо Шувалова, Кука подошел к столу и налил себе полный стакан портвейна.
Молчали долго. Все были ошарашены подтвердившейся смертью Шувалова. А Зуев сел за стол, отхлебнул вина прямо из бутылки и совершенно пьяным голосом проговорил:
– Нужны деньги. На похороны и прочую дребедень. Беру в долг, кто сколько даст.
– Родители знают? – спросил Кука.
– Нет, – ответил Зуев. – Что ж я его в этой тряпке повезу? Гроб нужен, цветочки, белые тапочки. – Неожиданно Зуев вскинул голову и страстно заговорил: – Слушай, Кука, ради бога, ради всего святого, позвони им ты или лучше поезжай туда. Я не могу. Хоть убей – не могу. Я же, считай, виноват. Я с ним был. Ну что я им скажу? Что, мол, вот, погуляли мы с Витей, заберите, пожалуйста?
– Ладно, это мы решим, – пообещал Кука. Он допил вино, откупорил новую бутылку и разлил по стаканам. После этого Кука достал деньги и положил их перед Зуевым.
– Это Шувалову. Возвращать не надо, миллионер.
Тут же и Галя кинулась куда-то за дверь и вскоре вернулась с несколькими красными купюрами в руке. То же самое сделала и молодая пара. Молча Зуев сгреб деньги пятерней, сунул их в боковой карман и, поднявшись, взял стакан.
– Помянем, – сказал он.
День уже перевалил во вторую свою половину. На улице начало смеркаться, а в доме после Возвращения молодой пары из магазина наступила тишина. Хозяйка спала на стуле, свесив голову набок. Парочка устроилась на ветхой, бог знает каким чудом державшейся раскладушке. А Кука пристроился на кровати, рядом с Шуваловым. И только Зуев, видно завершив переход из полубезумного состояния в безумное, стоял у печки мрачный, как ночное кладбище, остекленевший и в то же время полный сил.