— Мелисса, было ли что-то после вашего выхода из Центра, о чем я должен знать?
Я едва не уронила бокал. Наука утверждает, что никому не подвластно читать умы. К черту ум! Глупо сомневаться в том, что Фирел прекрасный физиогномист. А я выдаю себя с потрохами. Но пока он не знает подробностей, его это просто забавляет.
— Нет, — я замотала головой. Пожалуй, слишком поспешно, нервно.
— Тем лучше.
Но я не поверила. То же смутное ощущение, будто он способен ударить. Будто мучительно хочет, но сдерживается. Фирел поднялся, подошел к бару и вновь плеснул в свой бокал:
— Я не терплю лжи, Мелисса. Любой лжи. Маленькая ложь порождает большой обман. А обман — это всегда предательство. За предательство невозможно щадить.
Каждое слово отдавалось гулом внутри. Будто капала вода в глубокий железный колодец. Опять наворачивались слезы.
— Вы согласны?
Он внимательно смотрел, не отрываясь, будто хотел уловить малейшее изменение на лице, искал фальшь.
Я снова кивнула:
— Да. Я согласна.
Он вновь нажал на панели, убирая бар:
— Полагаю, это вам больше не понадобится?
Я покачала головой и зачем-то поднялась, почувствовав легкое головокружение. Мне хватило нескольких глотков, чтобы захмелеть.
— Прекрасно. Вы можете занять любую из свободных спален. В кухне вы найдете меню ресторана внизу. У них сносные стейки. Надеюсь, вы сможете самостоятельно заказать себе ужин?
Я только кивала и кивала, не в силах взять себя в руки. Фирел подошел и неожиданно прижал меня к себе. Но стало только хуже. Я рыдала уткнувшись в его плечо:
— Я не хотела, чтобы так получилось.
Он какое-то время стоял, не шелохнувшись, вдруг провел рукой по моим волосам:
— Тебе есть что сказать?
Я сглотнула. Может, все к чертям? Рассказать все, с самого начала, сбросить этот груз. И пусть как хочет. Пусть решает сам. Ведь он должен поверить. Он хочет честности. Я тоже ее хочу.
Я отстранилась, вглядываясь в его лицо, ища хоть крупицу поддержки, хоть намека на понимание. Все сказать. Не мучиться. Прыгнуть в пропасть. Я стиснула пальцы, отошла на шаг.
Его взгляд полоснул сталью, нетерпением. Я опустила голову:
— Наверное, я должна извиниться за происшедшее в ресторане. Я не должна была…
Фирел лишь развернулся и просто пошел к лестнице, не сказав больше ни слова. Кажется, он хотел услышать вовсе не это.
14
6 лет назад
Дарка перетирала посуду, изображая на лице вселенское страдание. Мать велела. И стояла у плиты, наблюдала. Все верно: если за Даркой не следить — толку не будет.
Когда раздался неожиданный стук в дверь, мы все вздрогнули. Кармелла тут же схватила меня за руку, открыла створку шкафа, втолкнула в ворох висящих вещей и заперла. Сквозь решетчатую дверцу мне было видно комнату, и я жадно припала щекой к холодному пластику.
— Кармелла, открой.
Она не спешила. Прислонилась спиной к косяку и говорила через дверь:
— Макс, проваливай. Я сегодня не работаю.
В дверь стукнули так, что она подскочила на хлипких петлях:
— Знаю. Дело есть к тебе. Открывай, не будь дурой.
Кармелла бегло окинула взглядом комнату, пристально посмотрела на шкаф, в котором я пряталась, будто удостоверялась, что убежище надежно. Наконец, глубоко вздохнула, задрала подбородок и отодвинула задвижку, опираясь рукой об косяк. На пороге стоял мужчина лет сорока с коротким светлым хвостиком на затылке. Он осклабился и сделал шаг в квартиру, но Кармелла так и стояла, перегораживая вход рукой:
— Чего тебе, Макс?
— Человек тут к тебе.
Кармелла хотела захлопнуть дверь, но Макс выставил ногу в проклепанном сапоге.
— Сказала, не работаю. Завтра. Или оглох?
Макса не смущал такой отпор:
— Дочкой твоей интересуется…
Кармелла нахмурилась:
— Я тебе говорила, урод, чтобы не смел мою дочь продавать. Или яйца надоели? — она покачала головой: — За мной не заржавеет, Макс. Я за дочь торговаться не стану. Здесь это каждый знает.
— Ты сперва выслушай, стерва. Никому ваши щели не нужны.
Я невольно зажала рот ладонью. Как же все это было мерзко. Но, кроме меня, похоже, никого не смущало. Дарка по-прежнему перетирала тарелки и изредка поглядывала на дверь. Но молчала. Кармелла лучше знает, что и как говорить. Это правило.
Она упорно держала оборону у двери:
— Чего надо от моей дочери.