Пятница, 15 марта. Жители города, будучи в курсе нашего положения, доставляли нам различными способами яйца, конфеты и пирожные.
Воскресенье, 17 марта. Воскресенье масленицы. Весь народ веселится. Санки проезжают в ту и другую сторону под нашими окнами, слышны звон колокольчиков, бубенчиков, игра на гармони, песни… Дети смотрят с грустью на всех этих людей, которые веселятся. Через некоторое время они начали скучать, пребывание в заключении их тяготит. Они ходят кругом по двору, окруженному своим сплошным забором. С тех пор как ледяная гора разрушена, их единственное удовольствие — это пилить и рубить дрова.
Надменность солдат превосходит все, что можно себе представить. Отправившихся солдат заменили молодыми людьми беспутного поведения. Их Величества, несмотря на увеличивающуюся ежедневно тоску, хранят надежду, что среди верных им людей найдутся некоторые, которые попытаются освободить их. Никогда обстоятельства не были так благоприятны к побегу, так как в Тобольске не было еще представителя правительства большевиков. Было бы легко, при содействии полковника Кобылинского, ранее расположенного в нашу пользу, обмануть бдительность наглой и в то же время распущенной нашей охраны. Достаточно было бы нескольких энергичных людей, которые извне действовали бы систематически и решительно. Мы настаивали перед императором несколько раз, чтобы быть готовым ко всяким случайностям. Император ставил нам два условия, сильно осложнявших дело: он не допускал, чтобы царское семейство было бы разделено, и не соглашался покинуть территории Российской империи. Императрица по этому поводу однажды мне сказала следующее: "Ни за что на свете я не хочу покидать Россию, так как мне кажется, что, если бы мы должны были отправиться за границу, — это было бы равносильно тому, чтобы порвать последнюю связь, привязывающую нас к прошлому, которое умерло бы безвозвратно".
Понедельник, 18 марта. Царское семейство, как обыкновенно, говеет на первой неделе Великого поста. Богослужения совершаются утром и вечером. Императрица и великие княжны поют вместе с дьяконом, так как певчие слишком заняты и не могут приходить.
Вторник, 19 марта. После завтрака говорили относительно Брест-Литовского договора, который был только что подписан. Император высказывался по этому вопросу с большой грустью: "Это такой позор для России и это равносильно самоубийству. Я никогда не думал, что император Вильгельм и германское правительство могут опуститься до такой степени, чтобы пожимать руку этим несчастным, которые предали свою страну. Однако я уверен, что это не принесет им благополучия и не спасет их от гибели".
Немного спустя князь Долгорукий сказал, что в журналах приводят оговорку, по которой германцы требуют передать им царское семейство живым и невредимым. Император на это воскликнул: "Если это не проделка, чтобы меня дискредитировать, то это обида, которую мне причиняют". Императрица вполголоса сказала: "После того, что немцы причинили императору, я предпочитаю скорее умереть в России, чем быть спасенной ими".
Пятница, 22 марта. По окончании вечернего богослужения, в девять с половиною часов вечера, все исповедывались: дети, прислуживающие, свита и наконец Их Величества.
Суббота, 23 марта. Сегодня, в семь с половиною часов утра, мы отправились в церковь для принятия Святых Таинств.
Вторник, 26 марта. Из Омска прибыл отряд красных, более чем в сто человек. Это первые солдаты-максималисты (большевики), которые занимают гарнизон в Тобольске. У нас отнята последняя надежда на возможность побега. Императрица между тем сказала мне, что она имеет основания полагать, что среди этих людей есть много офицеров, состоящих на должностях простых солдат, и утверждает, не указывая, откуда она это знает, что в Тюмени собрано триста офицеров.
Вторник, 9 апреля. Прибывший с отрядом из Омска комиссар-большевик потребовал, чтобы его допустили посетить дом, занимаемый царскою семьей. Солдаты нашей охраны отказали. Полковник Кобылинский очень обеспо-поился, опасаясь конфликта. Приняты меры предосторожности, патрули, посты удвоены. Мы проводим ночь в сильном беспокойстве.
Среда, 10 апреля. Полное заседание нашей охраны, где комиссар-большевик предъявляет свои полномочия, в силу которых он имеет право расстрелять в 24 часа, без суда, всех тех, которые противятся его распоряжениям. Означенного комиссара допускают войти в наш дом.
Пятница, 12 апреля. Алексей Николаевич слег в постель, так как со вчерашнего дня чувствует жестокую боль в паху, явившуюся результатом напряжения. Он так хорошо чувствовал себя зимою! Лишь бы не было чего-нибудь серьезного.