В этих условиях единственный способ сохранить себя — это самому ставить перед собой задачу, независимую от общественных условий, и разрешать ее. Поставить перед собой такую задачу человек может даже в тюрьме или в общественных условиях, напоминающих тюрьму.
У человека одна цель — стать человеком. Единство цели не убивает своеобразия человека, потому что своеобразен путь каждого человека к этой цели. У каждого, двигающегося к этой цели, будут свои препятствия, преодоления их и победа над ними и будут составлять богатство личности этого человека.
Только тот, кто закалил свою душу в борьбе с самим собой, кто в любом положении с маниакальностью компасной стрелки обращается в сторону справедливости, только тот имеет право прямого выхода на общественную арену.
Не простирать руки к далекой цели, не идти ради нее на смерть, а ежедневно стоять на страже собственной порядочности, а это обязательно потребует защиты истины, защиты человеческого достоинства в ближайшем окружении. Нельзя ориентироваться на героизм, как нельзя, желая стать музыкантом, ориентироваться на Бетховена. Надо честно овладеть мастерством, и если тебе дано быть большим музыкантом, ты и так им станешь. Человек большого музыкального дара, сориентированный на то, чтобы стать просто хорошим музыкантом оркестра, все равно перерастет уровень хорошего музыканта в силу заложенного в него дарования. Но человек, способный быть просто хорошим музыкантом, но сориентированный на то, чтобы стать большим музыкантом, в один прекрасный день может забросить все и стать халтурщиком, убедившись, что он не Бетховен.
Сама технология гуманистического образа мыслей такова, что она каждый шаг человека ставит под контроль совести. Это сковывает действия человека, но зато спасает его хотя бы от катастрофических ошибок.
Сама технология рационалистического образа мыслей такова, что она перепоручает личную совесть человека конечной цели или людям, представляющим конечную цель. Это расковывает действия человека и обязательно приводит его к непоправимым ошибкам.
Тяготы жизни всегда приводили и будут приводить людей к соблазну рационалистических путей. Поэтому борьба с рационализмом безгранична во времени и пространстве. Она проходит внутри каждого человека в отдельности и в обществе в целом. Она порождает своих рыцарей совести и рыцарей дела.
Но если цель человека — действительно быть человеком, а не какая-нибудь другая, то мы не можем не верить, что дело совести победит. Только осознав, что у человека нет более прекрасной и более содержательной задачи, рыцари совести вытеснят рыцарей дела, которые, кстати, на протяжении последних пятидесяти лет последовательно разваливали каждое дело, за которое брались. Оказывается, вне совести и хлеб не хочет расти!
Только так совесть, ставшая делом, победит дело, не ставшее совестью, и это будет самой грандиозной и самой бескровной победой над самым большим предрассудком человека — предрассудком социальной цели.
1975 г.
СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ
Раиса Лерт
"НЕ ПОМИНАЙТЕ ЛИХОМ…"
Да, очень поздний. К счастью? К сожалению?
Прожить семьдесят три года, пройти — ребенком — через бури гражданской войны, через тринадцать раз сменявшиеся в моем родном Киеве власти, через немецкую оккупацию 1918 года, через деникинский погром, через бесчинства петлюровцев, через короткое комсомольское подполье во время захвата Киева белополяками… Потом, в юности и зрелости, пережить преследование и разгром внутрипартийных оппозиций (о преследовании и разгроме других социалистических партий я тогда не думала), пережить массовый террор 1935–1939 годов, когда я потеряла стольких близких, пережить бурный взлет антисемитизма 40—50-х годов, уже приближавшийся — вот-вот! — к своей кульминации… Пережить все это — и все, что было потом (постепенное освобождение собственной мысли: сначала "оттепель" и связанные с ней иллюзии, потом "Новый мир" Твардовского, дело Синявского, Даниэля, чтение самиздата, оккупация Чехословакии)… И наконец собственные статьи, впервые — без "внутреннего редактора".
Это все схема, пунктир. Но все это прожито, продумано, прочувствовано.
…А вот обыска у меня до сих пор не было. До семидесяти трех лет. До 25 января 1979 года. И даже не случалось мне ни разу попадать к моим друзьям, когда у них "шмонали" все — от стенограмм партийных съездов до любовных писем. Рассказов слышала много, читала того больше, но — должна признаться — ничто не заменяет личного опыта. Прав был Гёте: теория сера по сравнению с вечнозеленым деревом жизни.