Он сделал знак Бертиль; та уже не пыталась отговорить его пить.
— Оставь мне бутылку, — излишне отчетливо попросил он.
Она заткнула пробкой бутылку виски двенадцатилетней выдержки и поставила ее на барную стойку. Венсан не отрывал взгляда от клочка бумаги. От чертова клочка бумаги.
Клочка, который Мишель швырнула ему в лицо.
— Он валялся рядом с ней, когда я обнаружила ее… Полагаю, это ты написал?
Лицо, обезумевшее от горя, слова, ранящие сильнее любого оружия.
Слова, которые он так хорошо умел использовать, чтобы завлекать свои жертвы, а потом добивать их.
Нет, он не убийца, как назвала его Мишель. Назвала громко, на крике:
— Ты мерзавец! Эгоист… Убийца!
Нет, он не убивал Мириам. Не держал лезвие, перерезавшее вены на ее тонких запястьях.
Две ночи не значат ничего. Совершенно ничего.
Она не могла покинуть этот мир из-за такой безделицы. Невозможно.
Мишель вряд ли когда-нибудь забудет ее безжизненное тело, распростершееся на кровати, скованное, как ей показалось, глубоким сном. В то время как это был вечный сон. Давай, малышка, ты уже опоздала.
Слишком поздно. Свет погашен, говорить больше не о чем.
Конец представления.
— Ей было всего двадцать, и она умерла из-за тебя. Никогда не забывай об этом!..
Когда Мишель добралась до Анколи, чтобы выплеснуть свою ярость, там находился Пьер. Его взгляд стал суров как никогда; друг, превратившийся в судью. Генеральный прокурор, зачитывающий приговор. Неумолимый.
— Ей было всего двадцать, и она умерла из-за тебя. Никогда не забывай об этом!..
Забыть.
Он снова наполнил стакан. Нет смысла добавлять лед, вкус больше не имел значения. Значим только результат.
Забыть.
Рухнуть здесь, в этом гребаном бистро.
Выблевать на пол собственные кишки, чтобы вместе с ними вышла вся пакость… Чтобы освободить голову.
Как она могла до́ смерти влюбиться в него? Влюбиться так быстро, так сильно.
Нет, тут, конечно же, что-то другое. Но даже если он стал всего лишь детонатором…
Чертова головная боль! От волнения, наверное. Потрясение, это точно.
Он окинул взором опустевший зал с ожидающими закрытия столиками. Никого, кто бы мог увидеть его поражение.
Повернувшись к стойке, он закурил новую сигарету.
Ну вот, он уже начал утрачивать чувство времени, память, равновесие. Еще немного, и…
Внезапно его уединение прервали голоса, хорошо ему знакомые. И ненавистные.
Сальные смешки, тяжелые шаги.
— Посмотри-ка, кто это тут…
— Похоже, это наш рогоносец!
— Эй, Бертиль! Зачем ты пускаешь в свой притон неизвестно кого…
Казалось, мерзкие голоса звучат где-то вдалеке. Приглушенно.
— Не заводитесь, — угрожающим тоном произнесла хозяйка заведения. — Не нужно мне здесь никаких историй!
Вновь прибывших было трое. Эрве Лавесьер, брат мэра Кольмара; Порталь, служащий в мэрии. И Гинтоли, владелец мясной лавки.
Трое неразлучных.
Адское трио, постоянно задевавшее Лапаза.
Заказав «Пастис», они уселись неподалеку от проводника; тот не удостоил их даже взглядом.
— Вы слышали, что говорят о малышке Мириам? — пошел в наступление Лавесьер.
Венсан допивал свой стакан, когда Бертиль принесла компании за столиком «Пастис 51». Счет она положила перед Лавесьером: расплачивался обычно он.
— Послушайте, Бертиль! Вы слышали, что случилось с малюткой Мириам? — снова обратился к ней Лавесьер.
— Мириам? Нет, — ответила она. — Это кто?
— Хорошенькая телка, что работала в турбюро… Сегодня утром ее нашли мертвой в собственной квартире… Перерезаны вены на руках.
— О господи! — вырвалось у хозяйки заведения. — Да, я слышала, все только об этом и говорят!..
Венсан искал банкноту в заднем кармане джинсов, чтобы поскорее расплатиться и покинуть ставшее ненавистным бистро.
Прерывистые, неуверенные движения. Легкая дрожь в руках.
— Кажется, она покончила с собой из-за одного чувака! — добавил Гинтоли.
— Ты называешь его чуваком? — насмешливо переспросил Лавесьер. — Сначала он выгоняет свою телку, а потом убивает девчонку!
Венсан закрыл глаза. Где-то в глубине нарастало отвращение и жуткое желание дать в морду. Может, даже убить…
— Уверен, она не пережила разочарования! — добавил Гинтоли. — А все потому, что он даже поцеловать ее как следует не смог!
— Ты прав! — расхохотавшись, подхватил Лавесьер. — Потому-то жена и сбежала от него!
С невидящим от алкоголя и ненависти взглядом Венсан ринулся прямо на Эрве. Он схватил своего извечного врага за ворот куртки, приподнял над стулом и нанес ему гулкий удар головой. Лавесьер приземлился на стол, разлетевшийся под его тяжестью. Порталь и Гинтоли бросились на проводника, а Бертиль завопила: