— А теперь начнем все с начала, Толик. Ты признаешь, что это ты сделал из Ивана в глазах начальствующей шатии–братии чокнутого, нуждающегося в отдыхе и лечении? Говори, у тебя осталось сорок минут!
— Все не так просто, – промямлил Ребров, разглядывая огромную дыру в своем шелковом халате. Взгляд его был туп и пуст.
— Все просто, Толик. Ты это сделал. Но не для себя, не из своих фантазий, верно? Ты должен был это сделать!
— Я должен был это сделать, – эхом повторил хозяин.
— И кто же тебя, бедного–подневольного, просил превратить Ванюшу в беспросветного дурака, кто ж это такой, интересно?!
— Не паясничай! – озлобился вдруг Ребров. – Они не спрашивают, хочешь ты на них работать или нет, они заставляют работать на себя. И все!
— Кто они?!
— Я не знаю!
— Врешь!
— Я на самом деле ничего не знаю! – Ребров был близок к истерике. Голос его дрожал, срывался. Он нервно теребил полу халата, рвал холеным ногтем мизинца дорогую изящную вышивку, – Есть обычные государственные структуры управления, легальные, а еще есть какие‑то параллельные, нелегальные, но они работают рука об руку, и легальные всегда вынуждены подчиняться тем другим…
— Мафия? – предположил Кеша.
— Нет, это не мафия, это другое!
— Значит, в России действуют параллельные структуры власти: открытые, выборные и потайные, скрытые?!
— Не в России, нет! – Толик тяжело дышал, бледнел.
Он уже почувствовал, что дело идет к нехорошей развязке, что ему бы лучше молчать. Но он не мог молчать в присутствии той твари… той собаки… нет, это не собака это что‑то странное, что‑то страшное, почему она так воздействует на него, она… оно лишает его воли, он слышал, так бывает, это… это оборотень, это гипновоздействие. Ну почему они привязались к нему, почему?! – В России параллельные структуры не действуют, тут все перекрыто, они только там, в Сообществе. Но они и в Федерации, а Россия признает законы и решения Федерации, да, у них есть механизмы воздействия, я тут не причем, они меня заставили, силой!
— И давно?! – поинтересовался Кеша.
— Это было перед последним экзаменом на мой пост, на мое кресло, – он горько усмехнулся. – Они не трогают исполнителей, почти не трогают. Но они вербуют своих агентов в руководящей среде!
— Агентов? Вербуют?! – Кеша перешел на проникновенный шепот. – Вот как ты заговорил! А Иван им мог помешать?
— Иван просто сумасшедший! В его бредни и без меня, и без них никто бы и никогда не поверил! Ивану место в психушке!
— Раньше, в старые добрые времена, – задушевно начал Кеша, – такое дерьмо как ты топили в нужниках понял?!
Ребров промолчал, но взгляд его был выразительней любых слов. Это был взгляд затравленного волка, а скорее, даже шакала, который готов на все – и в пыли валяться, елозить на брюхе, и в глотку вцепиться. Кеша вдоволь нагляделся на таких. И потому не испытывал ни малейшей жалости.
— Кто в Управлении кроме тебя работает на этих сук?!
— Там есть два или три человека, но я не знаю их в лицо, так и задумано – никто не должен знать своих…
— Своих?! – озлобленно переспросил Кеша. – Своих ты продал, падла, и Россию продал! – Кеша не выдержал и врезал хозяину кулаком в челюсть, тот скувырнулся с дивана, но не издал ни звука. Ему сейчас надо было быть тихим и покорным, он таким и стал – лишь глаза временами выдавали.
— И сколько же тебе платили, падаль?! – Кеша уже не глядея на Реброва. Он нагнулся за скальпелем, поднял, сунул в набедренный клапан. – Тридцать три серебренника или побольше, отвечай?!
— Никто ничего не платил, – обреченно протянул Ребров, – они не платят никому. Они обещают продвижение по службе. И они выполняют обещанное. Точно и в срок выполняют. Поэтому им и верят. А еще они обещают спасение.
— Чего? – переспросил Кеша.
— Спасение! – Ребров так и не поднялся с пола, сидел на поджатых ногах, обтирая полой халата кровь с лица, рук и угрюмо глядя изподлобья. – Может, и вранье. Но они говорят, что будет отсев, что всех лишних ликвидируют.
— Ну и много этих лишних будет?
— Все и будут лишними! – Ребров осекся, но потом добавил: – Кроме избранных. Их единицы.
Кеша передернулся. Поглядел на Хара, будто взывая к нему, ища поддержки в своем возмущении. Хар облизнулся и уронил слюну с зеленоватого языка. Глаза у него были бессмысленно–преданные, и где он только уловил такое выражение!
— Значит, ты избранный, – сквозь зубы процедил Кеша, – а я лишний?!