Мельский помнил только засаду в баре и Лизу в ночной рубашке. Дальше, все как–будто опускалось в туман. Впрочем, Штопор особенно не расстраивался, приписывая потерю памяти выпитому. Подобное уже случалось не раз.
Доктор потер свой покатый лоб и встряхнул головой, словно приводя в порядок мысли:
— Чертовщина какая‑то, — выдохнул он. — Помню все до определенного момента, а затем, как–будто стена вырастает. Может кто‑то из вас вспомнил нечто заслуживающее внимания.
— Лично мое мнение таково, — произнес Мельский, — все мы, жертвы какой‑то авантюры, и за ней кто‑то стоит. Я не имею ввиду кого‑то конкретно, но предупреждаю — меня голыми руками не возьмешь, — Штопор во второй раз продемонстрировал свой нож. — Этой пикой, я умею пользоваться получше, чем некоторые пистолетом.
— Что касается меня, — заговорил Ларри, — то и я так просто не дамся. Кроме того, я готов защищать этих милых женщин.
— Получается, что виновники ваших бед — или я, или доктор? — всполошился старик.
— И я подумал о том же, — вымученно улыбнулся Хоуз и приблизился к девочке:
— Джулия, может, ты что‑то вспомнишь?
Девочка посмотрела на свою правую ногу и задумчиво произнесла:
— Я только помню, что было очень больно, когда в ноге появилась дырочка… Очень, очень больно!
Доктор присел на корточки и внимательно посмотрел в глаза Джулии.
— Какая дырочка? Ты можешь показать?
Джулия сбросила с ноги туфельку и показала черное отверстие между пальцами. Шесть человек смотрели на рану, как на змею… их лица окаменели, превратившись в маски. У Снегиревой вырвался громкий возглас, и она обхватила голову руками, стараясь остановить нахлынувшие жуткие воспоминания. Она вспомнила червя, и ее охватила дрожь. Она принялась расшнуровывать спортивные тапочки, не понимая, как на ней вообще оказалась вся эта одежда, если спать она ложилась совершенно раздетая. Сдернув носок и отбросив его в сторону, Вера увидела такое же отверстие как у Джулии.
Отверстие между пальцами оказалось у каждого. Края чернели корочкой и напоминали сгустки засохшей крови.
— Нет! Это слишком! — вскочил Ларри и поспешно обулся. — Давайте заводить катер — и к берегу! Здесь мы ничего не выясним… Кто соображает в дизелях?
— Ну я… — нехотя признался Мельский, — но только в машинное отделение меня не загонят никакие деньги, и уж тем более ты, корешок. Я лучше доберусь до берега вплавь!
Доктор неприязненно взглянул на Штопора.
— Ты, наверное, забыл, что здесь не Россия. В этом водоеме могут быть и акулы!
Мельский резко повернул голову к Хоузу и глаза его вспыхнули:
— Напротив, корешок, я продолжаю думать, что мы находимся на территории Советского Союза… А у нас морей сколько хочешь. Так‑то вот…
— В конце концов, ты же не бросишь здесь женщин? — спросил Ларри. — Из нас только ты разбираешься в моторах.
— Женщин? — Штопор почесал за ухом и крепко задумался, поочередно осмотрев трех представительниц слабого пола… На груди Дженнис, его взгляд задержался особенно долго. — Ладно, но только вы найдете мне противогаз!
— Прекрати изображать идиота! — Ларри сжал кулаки и двинулся на Мельского, в руках которого, словно из воздуха, появился нож.
— Прекратите! — доктор Хоуз встал между ними. — Послушай, Мельский, на тебя в самом деле вся надежда. Я сделаю тебе ватно–марлевую повязку. Кто‑нибудь из нас тебе посветит.
С четверть минуты Штопор делал вид, что борется с соблазном, затем махнул рукой и согласился:
— Тащи свою повязку, посмотрим, что можно сделать, — Мельский подмигнул Дженнис, та ответила улыбкой.
Аккумуляторы были еще довольно сильными, и двигатель легко завелся. С горем пополам удалось разобраться с управлением посудины и вскоре, вспенив воду, она отделилась от скалы… Решено было пройти вдоль берега, причалить где‑нибудь в более удобном месте.
При заходе в бухту попадались едва видимые верхушки подводных скал, но их удалось благополучно миновать. Скоро катер сел на мель, и его сильно тряхнуло. На ногах удержался только Поленков, который стоял прислонившись к кабине. Мельский при этом грубо выругался, совершенно не стесняясь присутствия ребенка, и первый прыгнул за борт.
Катер подошел к берегу довольно близко, вода была Штопору лишь до пояса. Набрав в ладони и выплеснув ее себе в лицо, Мельский не спеша вышел на прогретый солнцем песок. С блаженством, которое читалось на лице даже издалека, сел и вытянув ноги, принялся наблюдать, как остальные покидают наполненный мертвецами катер. Не прошло и пяти минут, как на судне не осталось ни одной живой души.