Леля обладает даром молниеносного преодоления пространства и времени, который она применяет всякий раз, когда смотрит кино. Она телепортируется в разные эпохи, меняет пол, спасает несчастных принцесс, помогает справедливым мстителям, украдкой плачет, когда жалко, закрывает лицо ладонями, когда страшно, заливисто хохочет, когда смешно, а но окончании фильма, за невидимой волшебной чертой, в нелепом настоящем оказывается большая маленькая девочка. Своим двойственным состоянием она противопоставлена остальным знакомым мне взрослым — в сознании каждого человека с детства присутствует образная реальность, но не каждый остается Питером Пеном. Да, одно из основных отличий людей от нас, животных, наличие в их мозгах образов. Мы не рассказываем сказок, не придумываем сценариев, не сочиняем компьютерных стрелялок и бродилок, наши сны конкретны и однообразны: или на кого-то нападаем, или от кого-то убегаем (я непонятное самому себе исключение). Думаю, странное существо без смертоносных когтей и зубов, не умеющее быстро бегать, высоко прыгать и глубоко нырять, но способное управлять нами, наделенными этими признаками, силой своего необычного мозга, спасается созданием параллельных миров от себя самого. Параллельные миры — цветные музыкальные, мрачные наркотические, соблазнительные эротические, книжные, компьютерные, фантасмагорические — зарождаются в каком-то фрагменте человеческого мозга, затем, окрепнув, не только находят способ взаимодействия с обоими полушариями, но иной раз полностью их подчиняют. Такое впечатление, что люди, даже если не признаются себе этом, добровольно идут на заклание, предпочитая кайфовать в придуманных причудливых садах, а не протухать в тусклом реальном болоте. Или не совсем добровольно?
Аватар… Слово явно знакомое и смутно связанное со мной.
19 апреля, предрассветное марево
Я плыву в тростниковой лодке по Нилу, помогая себе веслом; по обоим берегам реки бродят гуманоидного вида создания, разнящиеся ростом и плотностью сложения. Моя страна — пантеон внутри общего человеческого сознания. Мы — фантомы, живущие и умирающие исключительно по воле людей, — кумиры, которые люди себе творят, которым поклоняются и которых низвергают, таким образом даря и отбирая наши жизни.
Здесь я рыжий кот, воплощение древнего верховного египетского бога Ра. Ростом велик, а вот плотностью тела не отличаюсь, потому как это напрямую зависит от человеческой памяти. Помнят люди кумира, чтут — он ровно такой, каким они его создали; забывают— материя наших тел истончается, пока не исчезает окончательно. Египтяне давно сменили веру, поэтому я тонок и кое-где даже прозрачен, но и они, и проживающие в разных точках планеты любители древностей, и специалисты периодически рассматривают мировую историю через аспект искусства, поэтому я существую.
Нил памяти людской, будучи связан непосредственно со мной, закончился, я причалил. Первым огромную лапу стискивает небольшой ладонью Владимир Ильич Ленин. Выглядит превосходно, бодр, в неизменной тройке, в кепке:
— Вег’нулись, батенька? Очень хог’ошо. Мы вас заждались. Упг’авились?
Не передать радости слышать этот картавый выговор, то мягкий, как сейчас, то с металлическими нотками, когда Ильич, заложив пальцы за жилетку, начинает ходить из угла в угол воображаемой комнаты, излагая мне очередную завиральную теорию. Ленин увлекается, я развлекаюсь, он зовет меня Амон, я его Вован, он со мной на «вы», я с ним на «ты», имею право, как-никак бог.
— Здравствуй, здравствуй. Все расскажу. Дай поздороваюсь со всеми.
Говоря со всеми, имею в виду двух противоположностей Ленину во взглядах на классовую борьбу, Джона Леннона и Махатму Ганди, тоже вполне себе крепеньких. Здесь между всеми фантомами царит миролюбие, однако не без пристрастности и взаимных симпатий, способствующих объединению в небольшие группы. В нашей тусовке никого не заботят внутренние механизмы сближения древнего бога со сторонником насильственных методов взятия власти, в свое время полагавшим, возможно не без оснований, что ее, власть, по доброй воле никто не отдаст, и пацифистами с их постулатами сатьяграхи, то есть упорства в истине не оружием, а несотрудничеством с властями и гражданским неповиновением. Периодически возникающие жаркие споры — надо же как-то развлекаться, иначе скучища — обычно завершаются под гитарные переборы Джона и его не исчезающие в небытии песни. Для встречи он выбрал мою любимую: