Выбрать главу

— С тобой о книжных новинках хотя бы можно поговорить? Ты вообще книжки читаешь?

— Вообще читаю. В частности, по профессии.

— А художественную литературу?

— Нет. Почти нет.

— Ты понимаешь, что так можно деградировать?

— Деградировать, мам, можно от дилетантизма. Читать, читать и оставаться просвещенным олухом.

— Но ведь книги делают жизнь интересней!

— У меня она и так интересная.

— Митя, ты себя обкрадываешь.

— Да нет, просто я состою не в твоем клубе по интересам.

Широко гуманитарно образованная Александра Владимировна не находится, что ответить добровольно отказавшему себе в наслаждении художественным чтением Дмитрию Георгиевичу, и спрашивает просто сына:

— Ты когда в следующий раз придешь, Митюш?

— Не знаю, мам, как сложится.

— Ну ты хотя бы звони, хотя бы раз в неделю, мы и скучаем, и мало ли что может случиться, немолодые уже.

— Ладно. Вам бы к врачу сходить, провериться.

— Да, придется, наверное, сходить. Папе на даче надо бы помочь, крышу на сарае перекрыть, протекает. Он скоро вернется, может, ты его дождешься?

— Слушай, извини, времени совсем нет.

Лежащий рядом с тарелкой айфон сотрясается от рычания Cannibal Corpse, мать вздрагивает, сын, великодушно смотря на нее, проводит пальцем по экрану:

— Алло. Я же предупреждал, что съемка может сорваться из-за погоды. Нужен пленер, как у импрессионистов, много света, а на завтра облачность сплошную обещают. Да, вы внесли предоплату, ничего не отменяется, солнышко выглянет, и сразу побежим. Не волнуйтесь. Нет, не надо. До свидания. Извини, мам. На дачу не знаю, как смогу вырваться, видишь, работа. Халтуры задолбали. А вы наймите на крышу-то, деньги у вас вроде есть, бабушкину квартиру сдаете. Если что, скажи, я подброшу.

— Да, придется, наверное, нанять. Что ты, спасибо, денег хватает.

Так вышло, что все объединяющие темы оказались под запретом. О жене, о внучке, о работе — ни-ни. Остались формальные «очень вкусно», «бери добавку», «грибочки хороши», «что-то в этом году весна запоздала». Поев, испив чаю с пирогами и позвонив жене с предупреждением о скором прибытии, сын, прощаясь с матерью в коридоре, меряет меня взглядом:

— Огромный какой стал. Быстро же ты мне замену нашла.

— Ты о чем, Митюш?

— О чем… Балуешь его, все позволяешь… Помнишь старый анекдот, «позвольте побыть вашим котиком»?

— Митя, ты меня удивляешь…

— Сам удивляюсь. Ладно, не обращай внимания, мамуль, давай поцелую. Пока.

Закрыв за Митей дверь, Шура долго стоит в задумчивости, будто что-то вспоминая. Потом бережно, как ребеночка, берет меня па ручки, идет к дивану, садится и тихо заговаривает сама с собой: «Как можно не читать книг? Столько вкладывали в ребенка, столько старались, а вырос каким-то чурбаном. Или он умный? К Барсику зачем-то привязался. Совсем чужой стал. Это его эта довела». Взгляд, устремленный в глубины мозга, ищет если не ответов на вопросы, то опоры — и не находит. Осторожно переложив меня на диван, хозяйка поднимается, оправляет домашнее платье, выпрямляет, сдвинув лопатки, спину, собирается убрать со стола, но передумывает, достаете полки книжку с закладкой и возвращается на диван поближе к торшеру.

Шура поглощена, я прокрадываюсь к оставленному Жорой в спальне на тумбочке ноуту и фиксирую Митин визит. Устал. Нового ничего не предвидится, за ушком никто не почешет, влажный корм в миске засох. Сворачиваюсь калачиком, прячу нос в хвост и гашу янтарные огни.

13 мая, ночь

— Привет! Не спи, замерзнешь!

Кто таков? Никого не увидев, повернулся на странный запах в углу и возле зашторенного окна обнаружил монстра. Не может быть. Только подумал, в голове возникли строчки: «кот, громадный, как боров, черный, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами».

— Прочитал? Ну здорово, собрат, — на меня перил огненные зенки романный Бегемот.

— Тебя нет, — сказал я твердо. — Ты придуман писателем Булгаковым, и я о тебе не вспоминал.

— Это тебя скоро не будет, андроид недоделанный, а я всегда есть. По свету гуляю, прибываю к кому пожелаю. О, стихи. Писатель воплотил реальность в образ, но хозяин у меня другой.

— Кто?

— Подумай.

— Не может быть, — только произнес, как понял, что не только может, но и есть.

— Соображаешь, гомункулус, — похвалил Бегемот и расправил лапой усы.

— А ты зачем?.. Ты что здесь делаешь?

— Жатву проверяю, поспела ли.