— Вы очень настаиваете. Я с детства не люблю, когда настаивают. Мне вот папа говорил что-нибудь строго, а я все делала по-своему. Я очень дедушку любила, маминого папу.
— Что ж ты своей дочери не разрешаешь общаться с дедушкой и бабушкой?
— Почему не разрешаю? Вы можете приезжать, когда хотите.
— Конечно, и оставаться под полицейским надзором.
— Каким?
— Ты же Соню ни на шаг от дома не отпускаешь.
— Но она же маленькая. Разве се можно куда-то отдать или кому-то оставить? Она же будет без меня скучать. И плакать.
— Вот именно, куда-то, кому-то… Да не плачет она без тебя. И не скучает.
От этих слов Леля сжалась, словно на нее замахнулись, смуглое лицо залилось румянцем, огромные глаза наполнились слезами, но она сдержалась, положила приборы на кромку тарелки и вышла из-за стола.
Пятиминутное молчание после Жориного «опять тебе вожжа под хвост попала» и Шуриного «отстань, без тебя тошно» нарушил Митя, который, поковырявшись в салате, вздохнул, отодвинул тарелку, повернулся к матери и, буравя ее глазами, отвесил четыре словесные пощечины:
— Перестань. Доставать. Мою. Жену.
— Митя, мне жаль твою дочь. И тебя.
— Запомни раз и навсегда: ни я, ни моя дочь в твоей жалости не нуждаемся. Хочешь видеться с внучкой — пожалуйста, но ни советов, ни рекомендаций Леле давать не надо.
— А что надо?
— Надо приходить, когда позовут, и все.
Но по-настоящему до «и все» было еще далеко.
5 октября
— Ку-ку-ру-ку-ку, дурашка! — рядом со мной на диване развалился Бегемот и оскалился в улыбке.
— Слушай, может, хватит являться без предупреждения?
— А как мне тебя предупреждать? В письменной форме на оконном стекле? И потом, разве тебе со мной плохо?
— Ну, не так чтобы плохо… Скорее неуютно.
— Скажите, какие мы нежные. Ничего, зато мозги в тонусе. Что, перейдем в женскую половину?
— Ты и здесь набедокурил?
— Покурил, покурил да набедокурил! Мне, милок, и стараться особо не пришлось, Шура с Лелей сами управились. А все через что? Через любовь эту проклятущую!
— Как только язык поворачивается…
— Легко. Сам смотри: Шура любит Соню, и Леля любит Соню, но их взгляды на одно и то же чувство не совпадают. Шура придерживается устоявшихся норм воспитания, потому что эти нормы выверены временем, человеческим и книжным опытом, а также ее убежденностью в своей правоте.
— Но опыт сын ошибок… парадоксов друг…
— Феноменальная эрудиция! В переводе на жизнь — Шурин опыт воспитания мужа и сына, судя по результату, который мы наблюдаем, ошибочен, но она парадоксальным образом старается применить его к внучке.
— С тобой как в королевстве кривых зеркал. Нельзя же полностью отрицать правильность и логичность Шуриных рассуждений и действий в отношении Сони. Да, по правде сказать, в отношении Лели тоже.
— Полностью отрицать нельзя, напротив, я ее всячески науськиваую в ночных видениях, когда оборачиваюсь Лелей, врезать мне по сусалам правильностью и логикой аргументации. И во сне, как в конце любимых книг или фильмов, урезоненная невестка непременно раскаивается в содеянном, прося прощения и утирая слезы. — Из голубых лучистых глаз котяры сначала закапали, потом потоком полились слезы, которые высыхали, не достигнув дивана. — Но в жизни, — Бегемот всхлипнул напоследок, — все не так, как на самом деле. Нс срабатывают ни разговоры по душам, ни убеждения с выверенными логическими схемами, а прогнать от себя невестку и заодно обожаемую внучку — на это нужна решимость революционера, которой у клуши Шуры нет.
— Что же имеем…
— В сухом остатке? — Невесть откуда в лапах гиганта оказались счеты, на которые он посмотрел с презрением, пробурчал как бы про себя «старею, что ли», заменил на калькулятор и стал наяривать по кнопкам лапами. — Вот, — выдал он результат, — злость на невестку до ненависти, в продолжение борьбы испепеление собственных внутренностей и мозга. Перекусим? Не хочешь? Тогда я тоже на диете.
— Про Лелю слушать не желаю. Она мне нравится. И потом, красота спасет мир.
— Ну точно дурашка, совсем очеловечился, стандартно воспринимаешь писательские афоризмы. Однако твой облик, а также честность и естественность располагают меня к тебе — поэтому я тебя, кретина, не заморожу, хр, хр, хр!
Отсмеявшись и пощекотав когтем мой загривок, Бегемот серьезно произнес:
— Леля занята благороднейшим делом — самоутверждением и повышением самооценки. В ее маленькой головке давно проросла и созрела мысль о создании собственного бастиона, который она благополучно построила и в котором окопалась. Правильность и логичность свекрови ее волнуют в той же мере, что и отношения внучки с бабушкой, то есть ни в какой. Она, как и свекровь, лучше знает, что нужно ребенку, но, поддерживаемая со всех сторон мужем, гораздо успешнее гнет свою линию. Главное — обе руководствуются исключительно счастьем Сони! Однако именно Леля, поскольку имеет и использует больше возможностей для манипуляции, нежели Шура, может претендовать на звание состоявшейся личности. Приз в студию!