— Жильца? Значит он не местный?
— Блестящий пример дедукции. Не зря мы с тобой зачитывались Конан Дойлом в детстве.
— И дедукция под стать тому возрасту, — вздохнул Никита. — Ну хоть с дядей Васей Петро пообщался?
— Насколько это было возможно.
— Поясни.
— Дядя Вася беспробудно пил неизвестное количество суток.
— И, конечно, не только не помнит имени-отчества своего жильца, но, даже протерев свои опухшие очи, ни в жисть не узнает его по фотке.
— Надо полагать, — согласился Сергей.
— Откуда же родом этот свалившийся в Кочки, словно диверсант на парашюте, знакомый для всех незнакомец?
— А черт его знает, — беспечно ответил Сергей.
— Тебе не кажется все это странным?
— Пусть это кажется Петру. А мне своих забот хватает. Извини, Никита, на работе завал.
В подкрепление тезиса о том, что ему своих забот хватает, Сергей повесил трубку.
«И какого черта я ввязался в это дерьмо?» — подумал Никита.
От этой мысли его отвлек звонок. О чудо! Это была Светлана.
— Небось голодный сидишь? — не без ехидства спросила она тоном, скорее похожим на констатацию факта, чем на вопрос.
Конечно, голодный!
— Да, — подтвердил Никита. — Единственно потому, что не удосужился зайти в универсам купить себе что-нибудь поесть. Дела отвлекли.
— Еще добавь к этому, что ты вообще перешел на диету ввиду сложившихся обстоятельств.
Никита готов был взвиться под потолок от колкости любимой, но сдержался и решил вообще не отвечать.
Тем временем любимая продолжала измываться.
— А у меня тушеная утка с капустой, — сказала она.
Никите показалось, что у него в животе начались колики.
Тушенная с капустой утка, приготовленная в домашних условиях образцовой хозяйкой, — это не курица-гриль из универсама Лагоева. Более того, зная Светлану, он не сомневался, что утка не магазинная, а с базара, и любовно тушилась в утятнице не один час. Полтора-два как минимум.
— Ладно. Приходи, — смилостивилась единственная и неповторимая.
Никита летел к ней на крыльях любви, подгоняемый голодом.
Утром Светлана сказала:
— У нас есть для тебя место.
— В управе? — лениво спросил Никита.
— Не совсем так. Глава управы…
— Главный управный дьяк, — пробормотал он.
— …создает новый департамент. Территориально он находится… — Она назвала улицу весьма далекую от управы.
«Территориально» — лишнее слово, машинально подумал Никита, еще не вполне понимая, что в его жизни наступает переломный момент.
— Поэтому мы с тобой будем ездить на работу в разные концы города, — продолжила любимая. — Это тебя более чем устроит. Ты ведь не захочешь видеть меня двадцать четыре часа в сутки?
— Перестань, Светка, — сказал Никита. — Лучше расскажи, что это за место.
— У тебя, кажется, незаконченное высшее, — уклончиво сказала Светлана.
«А то ты не знала. Да. Незаконченное высшее, если считать таковым три семестра в вузе».
— Светик, давай конкретно, что за работа?
— Это новый и весьма перспективный департамент.
— Что новый, я слышал. Лучше расскажи, что в нем перспективного?
— У тебя ведь есть запись в трудовой книжке, что ты был инженером? — сказала Светлана, напряженно глядя ему в лицо.
Запись есть. Не более того.
Какое-то время, вернувшись из армии, Никита работал в шарашке, изготовлявшей гвозди, где был оформлен инженером ОТК. Ему в обязанность вменялось следить за тем, чтобы работяги не напивались до окончания смены.
Весьма инженерная была работа.
Через полгода он ее бросил. Но запись осталась.
Полтора месяца Никита был не у дел, пока приятель, работавший в местной центральной прессе, не пристроил его в «Вестнике».
— Ну, — сказал Никита.
— Не подстегивай, — возмутилась Светлана.
Чем длиннее предыстория, тем грустнее развязка. Никита знал это по опыту и не слишком удивился, когда Светлана сказала:
— В общем так: тебя возьмут специалистом по инженерным коммуникациям. Ты будешь осуществлять контроль за их состоянием и производством ремонтных работ.
— Светик! Но я же в них ни хрена не смыслю.
— А чего там смыслить? Там одни трубы. Ведь ты учился в авиационном институте.
— В филиале, — уточнил Никита.
Его занесло по окончании школы. Большая часть его одноклассников тоже обзавелась студенческими корочками и с головой бросилась в омут предпринимательства.
Из чувства внутреннего протеста и полной неспособности к коммерции он первое время решил всерьез посвятить себя инженерному делу.