— И вы ее успокоили. Нет у тебя больше мужа, сказали вы ей, зато теперь ты свободная птица.
— За кого ты нас держишь? Неужели мы циники вроде тебя? Мы выразили ей глубокое сочувствие в подобающем тоне.
— Кстати, как его зовут, раз он перестал быть безымянным?
— Смагин Юрий Петрович.
— И что дальше?
— А что может быть дальше? Мертвого не воскресишь. И нам теперь не надо докапываться до его имени.
— Петро знает о звонке?
— Откуда? Он все еще в командировке.
— А что вы?
— А что мы? Посочувствовали. Как могли.
— Знаю я, как вы можете. Серега, дай мне координаты вдовы.
— Никита, ты псих.
Никита объяснил Свете поездку в первопрестольную тем, что давно не был в столице и решил навестить ее, прежде чем закопать себя с трубами в ЖКХ.
Вдова встретила его в трауре, но вполне приветливо и даже улыбнулась, хоть и скорбно. Усадив его пить чай с пирожками собственного производства, она спросила:
— Как это случилось, — она утерла платком пару слезинок, выступивших в уголках глаз, — что его убили?
— Признаться, Анна Тимофеевна, этого толком никто не знает.
Это была немолодая женщина с полным лицом и черными волосами с проседью.
— Отчего так? Ведь, небось, следствие было?
— Оно и сейчас, можно сказать, ведется, — ответил Никита и отвел глаза под ее напряженным взглядом. — Ноя как журналист…
«…Господи, прости мою душу грешную за эту невинную ложь…»
— …надеюсь придать ему дополнительный импульс.
— Да?
В глазах Анны Тимофеевны засветилась надежда, словно Никита обещал ей вернуть погибшего живым и невредимым.
Эта реакция смутила его. Работа репортером уголовной хроники научила его быть нагловатым и развязным, но разве можно вести себя подобным образом с пожилой женщиной, к тому же лишившейся подспорья на старости лет?
— Я хочу написать статью, которая заставит местные правоохранительные органы тщательнее заняться этим инцидентом. Подхлестнуть их. Это чистая правда, — сказал Никита, посмотрев на вдову ясным взглядом, и для большей убедительности положил руку на сердце. — Но для этого мне необходимо как можно больше узнать о погибшем Юрии Петровиче Смагине.
Анна Тимофеевна улыбнулась.
— А ведь он из ваших краев, — сказала она.
— Вот как… А зачем он поехал к нам? Вы не знаете?
Анна Тимофеевна пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она и опустила глаза.
Никита ей не поверил. Он взял очередной пирожок и принялся расхваливать его достоинства:
— Разве может покупное изделие сравниться с шедевром домашней кухни?
Анна Тимофеевна зарделась. Никита продолжил:
— Просто удивительно, что в Москве до сих пор сохранились люди, которые могут попотчевать своим, домашним, пирожком я не бегут в универсам, чтобы угостить гостя на скорую руку.
Польщенная Анна Тимофеевна разговорилась.
Оказалось, москвичкой — к своему неудовольствию — она стала три года назад, когда перебралась сюда ее дочь, особа, по всей видимости, энергичная и предприимчивая. Она купила матери эту однокомнатную квартиру и с головой ушла в бизнес.
Анна Тимофеевна почувствовала себя заброшенной.
В один из приступов отчаянного одиночества она решилась пойти на вечер знакомств для тех, кому за пятьдесят.
— Там судьба свела меня с Юрием Петровичем, — хлюпнув носом, сказала Анна Тимофеевна. Пожилая женщина расчувствовалась, и слезы потекли у нее по щекам.
— И как долго вы состояли в браке с Юрием Петровичем?
Слезы высохли сами собой. Анна Тимофеевна поджала губы и неохотно сказала:
— Мы не были расписаны. Мы состояли в гражданском браке. В наши годы это уже не обязательно. Лишь бы человек был хороший, — сказала Анна Тимофеевна.
— Юрий Петрович был хороший человек?
Женщина не спешила с ответом.
— Анна Тимофеевна, поверьте, я ваш друг. Мной руководит чувство справедливого возмездия. (Господи, прости мою душу грешную.) Тем более что речь идет о моем бывшем земляке. Что он представлял собой как личность?
— О, это был незаурядный человек. С характером. Но справедливый. Я себя за ним чувствовала как за каменной стеной. И внешне он был крайне привлекательный мужчина. Рослый. Правда, с уже поредевшими волосами, но все равно очень даже привлекательный.
— А вы не знаете, давно он перебрался в Москву из наших мест?
— Не знаю. Он вообще мало распространялся на эту тему.
— А где он работал в Москве? На эту тему он тоже не распространялся?