Магазин не баловал богатством выбора, но необходимое в нем было.
Десять минут спустя он вернулся к пенсионерам.
— Ну что, мужики, не возьмете меня в компанию?
— Играем на деньги, — сказал пенсионер в клетчатой рубашке с засученными рукавами. Он был на полголовы выше остальных, широкий в плечах и скуластый. Судя по решительному тону и по тому, как закивали головами на тонких шеях его приятели, он здесь был за главного.
— Идет. А это мой вступительный взнос, — сказал Никита и поставил на стол бутылку портвейна емкостью 0,8 местного розлива.
— Вот это дело, — оживились старики. — А то ходят тут разные.
Тут же нашлись стаканы, и пошла игра. Она прерывалась единственно на то, чтобы принять очередную дозу.
Играли молча и в некоторой степени профессионально, то есть партнеры главного, который банковал, более менее ловко подыгрывали ему. Общими усилиями они обули Никиту на триста рублей, что не противоречило его планам. Дальше пенсионеры играть отказались и уставились на него.
Никита достал из сумки вторую бутылку портвейна.
Суровые лица стариков смягчились до умиления.
— Петька, организуй закусон. И сам знаешь что, — сказал главный.
Петькой оказался старичок в потертой кепчонке и с очками на носу. Он вмиг организовал закусон и бутылку водки на выигранные деньги. Непочатую бутылку портвейна старики оставили про запас и принялись за водку. Карты отложили в сторону.
После первого же захода по водочке и бутербродов с колбасой за столом установилась дружеская атмосфера и завязался непринужденный разговор. Никита подкинул им тему — семья Смагиных. Их здесь помнили до сих пор.
— Михална была ничего себе баба, — так отозвался о матери Смагина пенсионер с белесыми глазами и челкой на лбу, предварительно шмыгнув носом.
— Нормальная, отзывчивая, — подтвердил Петька.
На предмет дать взаймы, догадался Никита.
— А вот муженек у нее был еще та сволочь, — сказал главный, и оба других пенсионера согласно закивали головами.
— Одним словом, хулиган.
— Слава богу, отдал концы. И настрадалась от него Михална.
— Так помянем ее добрым стоном, — предложил Петька.
Предложение поддержали единогласно. Выпили за упокой души Михалны.
— А вот за него пить не будем, — решительно заявил пенсионер с белесыми глазами. — Хоть он и помер. Да, Филиппыч? — обратился он к главному.
— Не будем, — согласился тот.
— Кстати, сын недавно последовал его примеру, — сказал Никита.
— Помер, что ли?
— А я о чем говорю?
— Неужто? А ведь он еще в соку должен быть. По возрасту, — засомневался Петька.
— Точно говорю. Стороной, правда, слышал. Но от общего знакомого.
— Туда ему и дорога, — удовлетворенно сказал пенсионер с белесыми глазами.
— Что так?
— А то: яблоко от яблони далеко не падает.
— Тоже хулиганил? — спросил Никита.
— Не без того, — сказал Филиппыч, глядя в сторону.
Пенсионеры о чем-то задумались.
О чем могли думать эти одинокие и вряд ли кому нужные старики, отжившие свой век? Конечно, о былом.
«Того и гляди посыплются из них воспоминания, скучные и замшелые, интересные только им одним», — с содроганием подумал Никита и решил оживить разговор в прежнем русле.
— Да… — прочувственно сказал Никита. — Я, конечно, не в плане оправдания, а в качестве констатации факта говорю — время было такое. Как ни крути, а молодость Юрки выпала на крутые девяностые. Многие тогда подались в братки.
Это была наводка на нужную тему. И, кажется, на нее клюнули. было дело, — согласился самый общительный из троицы Петька. — Тяжелые были времена. Все выкручивались как могли.
— Вот и Юрке Смагину довелось отсидеть свое, — сказал Никита. — И чему удивляться, если он еще с детства матери лишился.
— Кто это тебе сказал, что он матери в детстве лишился? — удивленно спросил Филиппыч.
— Так… Стороной слышал, — нейтрально ответил Никита.
— Опять, небось, от общего знакомого, — с неприязненной миной в лице сказал пенсионер с белесыми глазами.
— Ну да, — подтвердил Никита.
— Соврал он тебе.
— Михална мужа пережила этак лет на восемь. Как могла старалась правильно направить сына. Только он от рук с детства отбился. В отца пошел. И при нем еще сел, — сказал пенсионер с белесыми глазами и скосил глаза на главного.
— Так что с детства семья у него была в полном составе, — поставил точку главный.
Так появилась трещина в автобиографии Смагина-сына, рассказанная им доверчивой Анне Тимофеевне.