Впрочем, водка не шла в горло никому, кроме свинариста Тишки: воровской азарт всех пьянил. И вот Гнус, уже промышлявший здесь, как оказалось, в прошлом году, рассказал, что армянские купцы держат общую кассу у своего старейшины на ярмарке, самого богатого купчика, и что многие воры на ту кассу разевали рты, но взять ее нельзя, потому что ее постоянно охраняют двое — сам купец и его компаньон. Они сменяют друг друга, чтобы лавка не пустовала ни днем, ни ночью.
— Поели, попили, теперь пошли работать, — решительно заявил Ванька. — Давай веди, пройдемся мимо лавки, посмотрим.
После если не прохлады (какая прохлада в такой духоте?), то хоть тени трактира ярмарка ударила по их глазам и ушам. Про пестрый ситец в народе говорят, что на нем и зима, и лето. Эта ярмарка была пестрее любого ситца, и медь сияла здесь под полуденным солнцем, что твое золото, стекляшки смотрелись не хуже драгоценных каменьев. Кроме товаров для продажи, на прилавки выкладывались товары для посмотрения: сибирская, безумно дорогая пушнина, какие-то кальяны и кумганы, ковры и шелка…
— Вот, — толкнул Гнус локтем Ваньку.
Пока толпа проносила молодцев мимо этой армянской лавки, Ванька хорошо присмотрелся к ней, огляделся вокруг — и едва удержался, чтобы не присвистнуть от огорчения. Был это, собственно, амбар с кирпичными надежными стенами и железной дверью — настоящая крепость, недаром он служил, как говорили, не только кассой, но и складом для других армянских купцов. Правда, рядом с амбаром осталось порожнее место, то ли посыпанное песком, то ли самородной песчаной почвы. Подкопаться ночью? Остатки хмеля вымело из головы, и Ванька, ребят оставив возле прилавка со сластями, решил еще раз самолично, чтобы не светиться всем кодлом, сделать круг и пройти тем рядом, где пряталась поразившая его воображение армянская касса.
Во вторую проходку он убедился, что пустое место, малый этот засцаный пустырь справа от армянского амбара, сулит единственную возможность удачи, и в голове его начала складываться задумка грабежа — дерзкого, дневного налета, о котором долго еще будут говорить. Уже вечером Ванька закончил подготовку. Здесь главным было правильно распределить роли между молодцами.
Конечно же, до обеда, пока происходит на ярмарке основная торговля, когда возле армянской лавки совершается настоящее столпотворение, а оба купца стоят за прилавком, о нападении нечего и мечтать. Но вот после обеда… Когда толпа схлынет, заполняя трактиры, харчевни и обжорки, а потом и все окрестные гостиницы, балаганы, сеновалы, а на худой конец — загаженные рощицы, луга и отмели, любые клочки земли, где можно после праведных ярмарочных трудов со спокойной совестью соснуть, тогда и блюстители армянской кассы расслабятся и займутся личными делами.
Расчет оказался верным. После обеда Гнус, изображая пьяного, вышел на разведку. В армянской лавке за прилавком стоял уже один купец, еще через час Плачинда доложил о такой же картине, только теперь в лавке оставался другой купец, тот, что повыше, в синем халате.
Ночью Ванька почти не спал от волнения, а с утра время полетело в объяснениях и разжевывании каждому из членов шайки его участия в проделке. Обсуждали также, как поступить, если что-либо не заладится. В полдень наскоро перекусили, и Ванька, Плачинда и Гнус заняли свои позиции.
Наконец они дождались. В два часа пополудни чернобородый купец с пустым заплечным мешком вышел из амбара. Ванька, делавший вид, что дремлет в тени под четвертым от амбара навесом, ткнул под ребро и в самом деле похрапывающего Тишку. Тот зевнул во все горло, потянулся и не спеша направился вслед за армянином. За углом к ним должен присоединиться Гнус. Теперь оставалось только ждать, и Ванька прикрыл глаза.
Ему казалось, он видит, как важный купец сворачивает за угол, а за ним Плачинда. Теперь куда бы купец ни направил стопы свои в красных сафьянных сапогах — в мясной ли ряд, в обжорный ли, в трактир ли, — ему обязательно придется пройти мимо бревенчатого домика караульни с гаупвахтой, поставленною посреди ярмарки.
Вот тут-то Плачинда и вступит в игру… Вот сейчас! Почему ничего не слышно? Неужто сорвалось? Ну, Плачинда, погоди уж мне…