И двух недель не проходит, как сержант останавливает свои сани у Тайной канцелярии, вверяет арестанта попечению часового и идет, пошатываясь от смертельной усталости, докладывать начальству.
На санях остается лежать связанный по рукам и ногам молодой человек с короткой курчавой бородой. Пожевывая травинку, он кротко смотрит в мутное зимнее небо. Если долго смотреть не мигая, можно увидеть в небе Спасителя и услышать, как он скажет: «Андрюшка! Я на тебя зла не держу, что назвался Моим именем, потому что тебе предстоит пройти и Моим крестным путем». Был это Андрей Селиванов, он же юродивый Андрюшка Немой, он же признанное российскими хлыстами очередное земное воплощение Христа, расколоучитель, основатель обновленной секты скопцов и будущий писатель, автор сочинения «Страды», в котором расскажет историю своей жизни. Теперь ему предстоит виска на дыбе в застенке, утомительные допросы под кнутом, отсидка в тюрьме, путешествие в колодках в Сибирь. По дороге он оскопит себя, найдет среди начальства в Сибири пылких поклонников и с торжеством вернется в Петербург. На пике своей славы и власти среди единомышленников он объявит себя спасшимся от убийц царем Петром Федоровичем, предварив тем самым самозванство Емельяна Пугачева.
Хлопнула набухшая дверь канцелярии, на звонком от мороза крыльце топот. Молодой человек кротко улыбнулся, выплюнул соломинку и начал прикидывать, станут ли его сперва допрашивать, а потом разрешат купить себе еды, либо сначала дадут поесть горячих щей, а тогда уж станут допрашивать.
Ванька не уставал хвастаться, что именно благодаря ему удалось схватить неуловимого Андрюшку, и слух об этом быстро дошел до сановных покровителей обаятельного Лжехриста. Как только из Петербурга приехал новый генерал-полицмейстер Алексей Данилович Татищев, буквально на следующий день распорядился он вызвать Ваньку Каина на расправу.
Ванька спокойно выслушал от курьера приказ явиться немедленно в полицмейстерскую канцелярию. Вездесущая и всезнающая народная молва доносила, что новый полицейский начальник выслужился до должности генерал-аншефа в армии, сам истово чтит законы и, по слухам, мошенников не жалует. Следовательно, взятку предлагать нельзя — разве что уж очень большую, а всего надежнее спеть старую песенку о добром русском мужичке, который воровал-воровал, а потом раскаялся и принялся для матушки российской императрицы сам воров ловить. Стало быть, русский костюм без лишнего щегольства, на случай отсидки (чем черт не шутит?) — денег в правый карман, а в левый — два платка и колоду карт…
— Эй, Иван Осипович, ты давай поторопись, пожалуй!
— Ариша, что ты возишься, как сонная муха? Неси мне кафтан синего сукна, шаровары плисовые синие же, рубаху красную… Служивому — чарку кардамонной с закуской для препровождения времени!
Ванька мог бы послать за извозчиком, но предпочел пройти недальний путь до полицмейстерской канцелярии пешком. Так сподручнее было шарить глазами по родным московским улицам, не девок и молодок оглядывая (хоть дело тоже нужное, кто ж поспорит!), а высматривая какого-либо залетного ведомого вора, Каиновым налогом еще не обложенного: скрутить и доставить таковою новому генерал-полицмейстеру для первого знакомства было бы весьма и весьма кстати. Крут, творят, мужик, тяжек норовом, но мы и не таких вокруг пальца обводили… Как на грех, пустой номер. Ладно, сойдет и так.
В знакомом до каждой трещинки на штукатурке присутствии навстречу Ваньке Каину выскакивает из-за стола полицмейстерской канцелярии подьячий Николка Будаев, давний собутыльник. Кричит, багровея лицом:
— Иван Осипов! Приказом господина генерал-полицмейстера ты взят под стражу!
Ванька пожимает плечами:
— Позволь полюбопытствовать, друг ты мой Коля, за что?
Уже значительно потише Будаев поясняет:
— По жалобе моей, что увез-де ты мою жену.
Ванька ухмыльнулся во весь рот. Повод воистину смехотворный: увез женку Будаева, Ксюшку… Ну и увез, не первую умыкнул и, чай, не последнюю… Что стоит Каину отбояриться от этой чепухи, когда ему много раз удавалось выйти сухим из воды но обвинениям действительно опасным? А в холодную — впервой ему, что ли? Пожал плечами, спокойно позволил надеть на себя кандалы… Ванька ведь не знал тогда, что никогда уже не выйдет на свободу.