Желваки заходили на скулах Ивана Степановича.
— Мне кажется, Драматург, что весь мир, окружающий нас, — сплошной сумасшедший дом, а все люди — мерзавцы.
— Не весь, Ванюша, и не все люди мерзавцы, люди разные. Больше все же людей порядочных, но это простые люди. Тебе все вокруг кажутся мерзавцами потому, что, как я предполагаю, ты попал в орбиту интересов хищных, богатых людей, которые и организовали твой вояж в это интересное заведение. Может, я ошибаюсь? Расскажи свою историю. Потом я поведаю свою драму. До обеда у нас еще два часа свободного времени.
Незаметно они перешли в обращении друг к другу на «ты».
— Да какая там у меня история, — с досадой махнул рукой Иван Степанович, — самая простая, идиотская история. Ее бы и не случилось, если бы я на момент, когда влюбился, не был последним придурком. Прозрел только сейчас, в этой психушке.
— Тебя привела сюда любовь? — заинтересовался Драматург. — Любопытно. Тут невольно вспоминается изречение великого драматурга Лопе де Веги: «Сильней любви в природе нет начала». Так что, Ванюша, насчет простой истории позволь с тобой не согласиться. Любовь — одна из главных тем в мировой драматургии. Чего только не происходило с людьми под влиянием любовной страсти. Возьми мировые шедевры: «Отелло», «Ромео и Джульетта» и многие другие. Ты меня извини за, казалось бы, несвоевременную иронию, но в нашем положении целесообразно расслабляться, чтобы действительно не сойти с ума. Не обижайся.
— Я не обижаюсь. Если тебе интересно, то послушай исповедь настоящего придурка.
— Я весь внимание.
Иван Степанович в очередной раз вздохнул и неторопливо, усиливая иногда свой печальный рассказ восклицанием: «А я, как самый последний придурок!» — изложил свою драматическую историю со всеми подробностями. После этого, возбужденно дыша, добавил:
— Неужели Создатель не понимает, что люди погрязли во лжи и преступлениях, что этот мир пора переделывать?!
Драматург согласно кивнул и раздумчиво заметил:
— Понимаешь, Ванюша, многие люди хотят переделать мир. но никто не намерен переделать себя. Эта мысль принадлежит мудрому Льву Толстому, гениальному мыслителю. Очень, очень сложный вопрос. У меня на него ответа нет. Мне неведомо, почему Создатель не вмешивается в развитие человечества. Наверное, у Него есть на это свои резоны. А что касается твоей драматической истории, то она меня не удивила, но вызвала сочувствие. Подобных примеров предостаточно в нашей современной безумной жизни. Одно могу посоветовать — кренись и не сдавайся. Будем держаться вместе. Нас двое — это уже коллектив, а коллектив — сила. За то короткое время, которое прошло с момента нашего знакомства, я почувствовал, что ты вполне нормальный человек, только довольно нервный. Но это как раз понятно. Спокойным и равнодушным в данной ситуации может быть только человек, который действительно ненормальный.
— Спасибо за твою объективную оценку состояния моего здоровья, — благодарно промолвил Иван Степанович, — со своей стороны, от чистого сердца замечу, что в твоих суждениях я не уловил ни малейшего признака, который бы указывал на то, что передо мной психически больной человек.
— Спасибо за откровенный, положительный отзыв о моей скромной персоне, — с улыбкой отозвался Драматург и заговорщическим тоном добавил: — Однако среди пациентов данного учреждения нам следует вести себя соответственно нашему статусу. Можно и даже желательно иногда при посторонних говорить разные глупости, порой не к месту смеяться, словом, быть своим в коллективе психически больных людей. Не нужно выделяться из общей массы. Если мы попадем медперсоналу на особую заметку, к нам могут применить особые методы. Мы должны разыгрывать из себя придурков — в этом наше спасение. Ты хорошо меня понял, Ванюша?
— Как не понять, — кивнул Иван Степанович.
Драматург посмотрел на свои наручные часы и поднялся с кровати.
— Время обеда, идем в столовую. Опаздывать нельзя. Режим здесь соблюдается строго. Нарушители режима моют коридоры и туалеты вне очереди.
Только они покинули палату, как во всех помещениях больницы раздались громкие звуки сирены, похожие на те, что во время войны раздавались при налете вражеской авиации. Пациенты всех трех этажей заспешили в столовую на первый этаж.
После обеда, когда вернулись в свою палату, Драматург, бросив изучающий взгляд на хмурого соседа, деликатно спросил:
— Как тебе Ванюша, местный обед?
— Изумительный! — горько усмехнулся Иван Степанович. — Не напоминай, а то меня вырвет. Так называемая уха, в которой вольно плавали рыбьи скелеты, пахла затхлым подвалом, а пшенную кашу будто совсем не варили, зубы можно было сломать. Варево же из сухих гнилых груш, почему-то назвали компотом. От таких харчей быстро копыта откинешь. Что, всегда так кормят?