— Пана, Буратино правду говорит, — подал голос рыжеволосый сутулый мужичок средних лет, — все так и было.
— Я вам верю, — со скучающим выражением липа ответил главврач и, повернувшись к Семену, распорядился: — Вызови санитаров с носилками и отправь трупы в морг, а в коридоре обеспечь тщательную приборку. Привлеки для этого оставшихся пациентов сорок шестой палаты. Господи, что с них возьмешь, с сумасшедших?!
— Будет исполнено, Сергей Петрович, — кивнул Семен и, повелительно посмотрев на притихших придурков, рявкнул: — Быстро в подсобное помещение за инвентарем для приборки! Пошевеливайтесь!
Главврач приблизился к организаторам группы актеров, молча стоявшим возле дверей актового зала, снял очки, с прищуром оглядел всю троицу, протер литы носовым платком и, водрузив очки на прежнее место, многозначительно изрек:
— Вам, артисты, мой совет: не отвлекайтесь от своего задания на посторонние вещи. Время идет. Чтобы пьеса была к сроку. Понадобится какой-нибудь реквизит — обращайтесь прямо ко мне. Если сорвете премьеру, ваша дальнейшая жизнь станет сплошной черной полосой. У вас осталось до премьеры семь дней. На премьеру прилетит сам Хозяин. Вы уж постарайтесь. К вашему сведению, я отлично осведомлен о том, что вы не принимаете таблетки, а, как вы уверены, незаметно топите их в туалете. Это очень серьезный проступок. Но я приказал медперсоналу пока вас не трогать. Почему? Потому что иногда мне хочется поговорить с нормальными людьми, чтобы самому не тронуться рассудком. Но если вы расстроите меня, то станете такими же овощами, как и все остальные пациенты. Не забывайте, что я вам сейчас сказал.
Закончив свою назидательную речь, главный врач круто развернулся и торопливо покинул третий этаж.
Через минуту под сильным негативным впечатлением создатели будущей пьесы вновь расположились за столом на сцене актового зала. Настроение у них было просто отвратительное. Некоторое время они молчали, потупив головы. У каждого перед глазами стояла картина ужасного происшествия. Но вот тишину нарушил Иван Степанович.
— Надо же было до такого додуматься — вместе с обычными умалишенными поселить людоеда, — тяжело вздохнув, промолвил он, — зверюга, а не человек.
— Этот Упырь еще до психиатрической больницы был людоедом, — отозвался Олигарх, — настоящим людоедом. На его счету более десяти загубленных душ.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовался Драматург.
— Я, други мои, в этой дурке уже целый год, — грустно покачал головой Олигарх. — Много чего наслышался и много чего повидал. Еще кое-чего могу дополнить к портрету названного мерзавца. Например, то, что он бывший уголовник, рецидивист, убийца и грабитель. В последний раз признан судом невменяемым, медицинская экспертиза обнаружила у него тяжелую форму шизофрении, которая практически неизлечима. Однако он был направлен в данную психиатрическую больницу на леча те по настойчивой просьбе его брата, криминального авторитета, так называемого вора в законе по кличке Соломон. Этот самый Соломон платит за лечение брата хорошие деньги. Все же родная кровь, криминальному авторитету по-своему жаль братца, хотя тот был полным ничтожеством. Наш Папа, Сергей Петрович, как мы с вами видели, не случайно расстроился по поводу гибели Сени Упыря. Теперь больница лишится приличной суммы, которую перечислял Соломон на лечение непутевого братца.
— Да-а, чистая экономика, — вздохнул Драматург, — деньги правят бал, к больным же людям никакой жалости здесь нет, полное равнодушие. А вы помните, коллеги, что нам только что сказал главный врач? Если мы сорвем премьеру, то наша дальнейшая жизнь станет сплошной черной полосой. Оказывается, он знал, что мы топим таблетки в туалете. Непростой этот главный врач, хитрый. И перспектива у нас невеселая.
— Простака на такую должность не поставят, — откликнулся Драматург. — От Сергея Петровича в любой момент можно ждать сюрприза.
— Ничего страшного, — с напускным безразличием вставил Иван Степанович, — сделают нам специальные уколы, и превратимся мы в безвольные овощи. Ничто нас не будет волновать, и о побеге думать не будем.