Что-то у дома Вареного не понравилось. Главарь начал рассуждать, но так и не смог сформулировать. Не понравилось, и все. Потом сообразил: тревожно.
Молодой человек покрутился около гостиницы, не рискнув зайти. Просто наблюдал.
Потом взял с кресла трость, шляпу и вышел, чтобы телефонировать перекупщику.
На улице он заметил молодого человека. По спине пробе-кал холодок, и на висках выступили капельки пота.
«Надо что-то делать, — мелькнуло в голове, — надо его увести и переезжать отсюда, хотя имя… Нет, об этом паспорте можно забыть».
Лупус двинулся по улице в сторону Литейного проспекта, где он знал много проходных дворов, в которых можно было легко затеряться. Прошел несколько дворов и притаился, благо вокруг никого не было. Даже никто не выглядывал в окна, это было на руку.
Преследователь почти бегом вскочил во двор и столкнулся нос к носу с главарем.
— Молодой человек, — Лупус смотрел насмешливо и в то же время испытующе, — вы кого-то потеряли?
— Я? — опешил молодой человек и промямлил: — Домой иду.
— В какую квартиру?
— Вам какое дело? — Собеседник пытался принять вид развязного человека.
— Никакого. — И в ту же минуту молодой человек оказался прижатым к стене, к шее прикоснулось металлическое жало четырехгранного штыка, спрятанного в трости, как в ножнах. — Ты следишь за Вареным?
Молодой человек только раскрывал рот, но ничего произнести не мог.
— Я задал тебе вопрос и жду ответа: ты следил за Вареным?
Преследователь молчал и лихорадочно искал выход из слоившегося положения.
— Я шел домой, — наконец выдавил он.
— Откуда?
— Из университета.
— Большой, однако, круг дали, молодой человек, большой. — И быстрым движением бандит вонзил металлическое жало в сердце.
Стерев кровь со штыка и бросив носовой платок на камни брусчатки, Лупус проверил карманы убитого, из-за пояса вытащил наган, из кармана пиджака — удостоверение агента первой бригады уголовного розыска Санкт-Петербурга. Повертел и оставил себе, вдруг пригодится. В остальных карманах кроме пары мятых купюр ничего не было.
Так и есть, Илюша под наблюдением, и соваться к нему нет никакого резона.
Идя назад, решал, предупредить Вареного или нет.
— Одну минутку.
Голос молодой, отметил про себя Лупус и засомневался: то же отвечал в прошлый раз или агенты уголовки установили засаду у Вареного?
— Слушаю, — раздался глухой, прокуренный бас Вареного.
— Илья Данилыч?
— Слушаю, — повторил перекупщик, — с кем имею честь разговаривать? — Слышимость была не очень хорошей, но голос звучал без напряжения.
— Это Волков, — произнес Лупус.
— Да, я…
— Не стоит благодарностей, — перебил главарь, — подарок, доставленный мной, всего лишь дань уважения.
— Какой по…
— Илья Данилыч, разве горничная вам не передала? Я не смогу задержаться у вас, ибо меня ждут неотложные дела. Был бы рад встрече, но обстоятельства.
— Обстоятельства?
— Да, обстоятельства, — повторил Лупус, — хотел было остановиться в доме напротив, но он оказался занятым.
Вареный начал соображать, что встреча не может состояться по причине того, что из соседнего дома за ним ведет наблюдение уголовная полиция.
— Отдаю дань вашей занятости. — Стоголов поиграл желваками, такой куш уплывает из рук. — Но, может быть, вы найдете время для встречи в любом указанном вами месте.
— Я подумаю. — И Лупус положил трубку на рычаг.
Фотографические карточки, сделанные с безвременно ушедшего Ваньши, были розданы агентам для предъявления не только осведомителям, но и при случае дворникам, служащим в гостиницах, на постоялых дворах. Там, куда приходили агенты.
Громов отправился на встречу с одним из своих ценных агентов на Рыночную улицу, где с довоенных времен сохранилась квартира, предназначенная для встреч.
В гостиной начальник первой бригады смахнул пыль со стола, протер чистым полотенцем две чашки с блюдцами, достал из принесенной сумки кулек пряников, пирог с рыбой и колотый большими кусками сахар. Наколол из полена щепок и разжег самовар, наполненный наполовину колодезной водой.
До встречи с агентом оставалось около получаса.
Кабинет Арнольда Маркусовича, залитый августовским солнцем, тремя окнами выходил на западную сторону. Большой резной стол мореного дуба занимал почти треть пространства. Во взгляде Кирпичникова управляющий заводом прочитал удивление.
— Аркадий Аркадьевич, если не ошибаюсь?