— Откуда ты…
— Знаю, хочешь спросить?
— Откуда?
— И зовут нашу кудесницу Лариса Ульяновна Петровская, и служит она, — Аркадий Аркадьевич умолк, давая возможность продолжить подчиненному, но тот стоял с открытым ртом, не понимая, чего от него хочет начальник, — в конторе управляющего Механическим заводом Сан-Галли господина Литвина.
— Неужели она… — начал было Громов.
— Не знаю, Сергей, не знаю. Я уже ничего не понимаю в жизни, ничего, — последнее слово проговорил по слогам. — Хотя, — Кирпичников прищурился, — срочно отправь на Литовский, доходный дом госпожи Григорьевой, если не ошибаюсь, номер десять, агентов, самых опытных, и чтобы глаз с нее не спускали ни днем ни ночью.
— Не упустим, — поднялся со стула Сергей Павлович.
— Главное — не упустить, — назидательно произнес начальник уголовного розыска, — и проследить за приходящим к ней капитаном, а он, между прочим, опытен и чувствует слежку, как настоящий лесной зверь.
— Я понимаю всю степень ответственности.
— Вот именно. У нас остается единственный шанс, что Лупус в самом деле появится у сестры. Упустить его нам ни в коем разе нельзя. Описание нашего главаря у тебя есть. Если даже он попытается изменить внешность, то обязательно будет, я думаю, с тростью и выправку с офицерской походкой никуда не денет.
— Лупус, Лупус, — Громов вышел, бормоча себе под нос имя главаря банды.
Вернулся через четверть часа с серьезным видом и лбом, перечеркнутым тонкими складками.
— Отбыли? — спросил Кирпичников о сотрудниках, направленных следить за помощницей господина Литвина.
— Да.
— Пока тебя не было, я понял, откуда взята столь экстравагантная кличка у нашего главаря.
— И?
— Леонид Ульянович Петровский, первые буквы имени, отчества и фамилии составляют слово «луп». Как всякий образованный человек он изучал в детстве латинский язык, просто прибавил окончание и получил «волка».
— Так просто?
— Только я не пойму, откуда у капитана Петровского такая жестокость?
— Война, — пожал плечами Громов.
— Все отговорки, — отмахнулся Кирпичников. — Ты представляешь, сколько человек на фронте убивают друг друга, но не приходят же в тыл зверями, не ставящими жизнь ближнего ни в грош?
— Тоже верно.
— Ладно, Сергей, у нас другая задача, как говорят военные, нам необходимо задержать главаря банды, а кем он был в прошлом, не столь важно. Он стал преступником, мало того, несущим смерть. Наша цель — капитан Петровский.
Лупус вернулся на квартиру уставшим и задумчивым. В гостиной опустился в кресло, протянул руку и налил в бокал коньяку. Выпил одним глотком, не почувствовав вкуса. Застывший взгляд уставился в стену. Он ощутил, как вокруг его шеи обвивается петля, хотя вроде бы нет никаких оснований. Его имени никто не знает, только Иван Кошель, да и тот в Москве. Бандиты частью мертвы, частью задержаны уголовным розыском. Проследить за ним они не могли, именно поэтому наняли профессионального филера. Теперь и он ничего не расскажет.
Лупус повернул голову, когда раздался у двери в гостиную шорох ткани. У косяка стояла Анна в легком платье, волосы приведены в порядок, в глазах толика беспокойства.
— Доброе утро, — произнес Лупус, не придумав ничего, чтобы заполнить тишину.
Анна прошла и села в соседнее кресло, положила руки на колени.
— Вас долго не было…
— Дела, — проговорил глухим голосом Лупус и снова налил в бокал коньяку. Вопросительно посмотрел на женщину.
— Благодарю.
— Да или нет?
— Нет, хотя, пожалуй, только один глоток.
Женщина внимательно рассмотрела собеседника, потянулась вперед за фужером. Лупус не двинулся с места, си, словно статуя на постаменте.
— Случилось что-то трагическое? — наконец нарушила она молчание.
Мужчина повернул лицо к Анне. Она так и не поняла его взгляда, бывшего то ли отсутствующим, занятым далекими мыслями, то ли застывшим и бездумным.
— Отнюдь, — он улыбнулся уголками губ, но как-то криво и неестественно, — все идет согласно моему плану, правда, с некоторыми непредвиденными обстоятельствами. И если вы, Анна, готовы покинуть сию ставшую несчастной страну, то через день-два предстоит дальняя дорога. — Теперь на его лице появилась приветливая улыбка.
— Кто-то умер? — Глаза ее стали не удивленными, а скорее обеспокоенными.
Лупус не знал, что ответить. Врать не хотелось, говорить правду тем более. Чтобы пауза не выглядела театральной, он потянулся за бутылкой и плеснул в фужеры.