— Моя госпожа… Владычица… — И все они пытались от нее ускользнуть.
— Владычица? Я не знала, что вольный полис Науксат уже вошел в состав Срединного Царства. — Керкира улыбнулась ему холодной улыбкой правительницы, а после кивнул; страже. Они подняли тирана и повели прочь из зала. За этим и нужны были маски на шлемах — любой воин во дворце отныне мог стать палачом.
Царица позволила слугам проводить себя в комнату для ритуального омовения. Там ее ждал роскошно украшенный бронзовый чан, наполненный водой температуры человеческого тела. Хотя сейчас Керкира предпочла бы окунуться в леденящий поток горного ручья. Она умывалась однажды такой водой, в далекой стране за морем. Это не была приятная поездка, но мысли о дрожи, пробегающей по телу от холода, принесли облегчение.
Опустившись в чан, женщина жестом отстранила слуг, уже бросившихся было отмывать ее, и закрыла глаза. Это была игра, которую она придумала еще в детстве: если долго не смотреть, то можно почувствовать, как вода забирает твои мысли и тревоги. Но на этот раз опутавшее ее напряжение не желало растворяться вместе с маслами и потом. Подождать еще немного? Или… Керкира попробовала сделать глубокий вдох, но он вышел порывистым и жалким. Тогда она тихо позвала:
— Талия!
Звук шагов, прикосновение мягких рук, а после — едва касающееся слуха:
— Да, моя госпожа?
Девушка начала растирать тело своей царицы губкой, мягкими, но уверенными движениями. К Талии вообще подходило слово «мягкий» — она говорила мягким голосом, улыбалась мягкой улыбкой, у нее были мягкие волосы, линии тела, вопросы и суждения.
— Говори.
— Боюсь, я не совсем вас понимаю, моя госпожа.
Иногда она бывала слишком мягкой. В дни, как сегодня, Керкире был нужен прямой и простой ответ, но от этой девушки такого было не дождаться.
— Тебе всегда есть что сказать, просто ты держишь это при себе. Однако я заметила, ты не одобряешь участь Пия?
— Ни в коем случае, моя госпожа. Я просто волнуюсь, не затаит ли он на нас обиду после такого жестокого обращения.
Талия закончила омывать руки и плечи царицы и перешла к груди. Керкире нравилось, как знакомые ладони смывают с нее чужие поцелуи и касания.
— Возможно, богиня хочет, чтобы люди вспомнили, что никто не защищен от ее милости или гнева, даже самые могущественные и богатые.
— Но, моя госпожа, вы же знаете…
— Знаю, знаю, — прервала ее Керкира со смехом в го-юсе. — И ты когда-нибудь мне расскажешь, как такая безбожница оказалась в Храме.
Женщина услышала вдох у себя прямо над ухом, как будто бы Талия хотела что-то ей прошептать, но потом передумала. Она едва удержала себя от того, чтобы открыть глаза и взглянуть на девушку в этот момент. Но нарушить игру не посмела — если вода примет твои тревоги, то взамен она шепнет тебе какой-нибудь сюрприз.
Талия же сказала:
— Люди винят в своих бедах богов, когда не остается других людей, которых можно было бы обвинить, моя госпожа.
— А за свои победы они кого превозносят?
— Обычно только себя, моя госпожа.
Теперь Талия перешла к ногам Керкиры. Той пришлось опуститься в воду до самой шеи, соблазн окунуться с головой стал неимоверно велик.
— Значит, богиня мудро поступает, что берет за свои дары такую большую плату. Это удержит Пия оттого, чтобы забыть, чей совет уберег его от двух бед.
— От двух?
— Участие в затее моего двоюродного брата ударит по его карману не меньше, чем содержание беженцев.
— Моя госпожа, позвольте. — Талия стала обтирать ее мягкой глиной, которая смывалась с тела вместе со всей грязью. — Я боюсь, что на Птерелая могут не подействовать такие доводы.
— Могут. Так давай помолимся, чтобы жажда выгоды возобладала у Пия над страхом.
Талия ничего не отвечала, а Керкира не стала дальше допытываться. Разговор не принес желанного облегчения, а только укрепил неуверенность.
Постепенно теплая вода и мягкие руки убаюкали жрицу. Она провалилась в дремоту — не ту, сладкую, от которой набираешься сил, а ту, от которой просыпаешься еще более усталым. Ей виделись ступени Храма, серые одежды, лицо ее брата. Слышался плач и звуки погребальной песни. Кто-то звал ее по имени:
— Керкира! — Это была Талия. Жрица открыла глаза и увидела обеспокоенное лицо служанки над собой. — Птерелай уже прибыл.