Розенфельд сел, налил чай из бутылки в бумажный стаканчик и понял-, что разговор, если и состоится, будет происходить совсем не так, как он себе представил.
Литроу спустился со стремянки, вернулся к столу и, прежде чем сесть, наклонился над клавиатурой и быстро настучал несколько строчек текста, который Розенфельд мог прочитать, но не стал этого делать.
— Прошу прощения. — Профессор сел наконец, повернул дисплей, удовлетворенно фыркнул и налил себе чаю. — Представляете, они закрасили пятнышко на потолке. Пришли утром и закрасили! Это было мое пятно для медитации. Небольшое, розовое, почти невидимое, если не присматриваться.
Розенфельд не присматривался.
— Я скажу, конечно, чтобы пятно восстановили, но у них не получится сделать это точно так, как было! Не тот оттенок, не та яркость…
Профессор был искренне огорчен.
— Я не вовремя, — пробормотал Розенфельд, допив чай и бросив стаканчик в корзину для бумаг.
— Не вовремя? — поднял брови Литроу. — Нет такого понятия. Все, что происходит, случается тогда, когда наступает срок. Если кажется, что нечто происходит не вовремя, значит, вы не смогли внимательно изучить причинно-следственные связи, у вас недостаточно информации и вы делаете неверный вывод.
— Вот как? — немедленно включился в дискуссию Розенфельд. — Этот ремонт, исчезнувшее пятно… У вас сейчас не то настроение, чтобы говорить о женщинах, верно?
Если профессор и удивился, это не отразилось на его лице и во взгляде.
— Почему не поговорить о женщинах? — улыбнулся он. — Конкретно, об одной. Вас интересует мое мнение о Магде Фирман? Как о женщине или как о специалисте?
Наверно, Розенфельд пролил бы чай, если бы все еще держал стаканчик в руке. В кои-то веки он не нашелся, что сказать, а вопрос «Почему вы так решили?» мог и не задавать.
— Все элементарно, Ватсон. — Литроу закинул руки за голову, это была его любимая поза. — Проследите цепочку. Неделю назад умер Смилович. Прекрасный физик, я его хорошо знал. Кое в чем наши взгляды на квантовые процессы совпадали, кое в чем отличались. Нормально. Смерть его не стала неожиданностью, он довольно долго болел, последний месяц жизни провел в хосписе, из чего следует, что болезнь была смертельной и медицина оказалась бессильна. Как обычно в таких случаях, говорили об онкологии. Скорее всего, так и было, но точно не знал на факультете никто. Родственников у Смиловича нет, человек он был нелюдимый, классический интроверт с трудным характером. В госпиталь к нему многие пытались сначала ходить, но он никого не желал видеть, и ходить перестали. Вижу, это для вас новость, такую подробность вы не знали, верно? Занесите в память, а я продолжу. Несмотря ни на что, один человек все же продолжал попытки пробиться к Смиловичу, и об этом знал весь факультет. Магда Фирман. Она делала докторат у меня в лаборатории. Умная женщина, быстро и хорошо соображает. Две работы мы написали в соавторстве год назад, когда она уже работала у Джексона. Занимается она теориями вакуума в приложении к инфляционной космологии. У нее со Смиловичем был роман. Через неделю после его смерти приходите вы. Конечно, «после этого» — не значит «вследствие этого», но болезнь Смиловича всем показалась странной, смерть — подозрительной. А вы — эксперт, занимаетесь случаями странными, причем в научной среде. И спрашиваете о женщине. Тут даже не дважды два, а один плюс один.
— Да, — вынужден был согласиться Розенфельд. — Но… — Он помедлил, не будучи уверен, стоит ли задавать этот вопрос. — Вам откуда известны эти подробности, профессор? Кто был у Смиловича, кто не был…
На этот раз задумался над ответом Литроу, и Розенфельд поспешил добавить:
— Я не настаиваю на ответе, профессор. Полиция не интересуется смертью Смиловича, я пришел не как эксперт, а как сугубо частное лицо.
— Я знаю, — отмахнулся Литроу. — Если бы вы пришли по делу, то вопрос ставили бы иначе. Мы просто разговариваем, не надо создавать сущности сверх необходимого. Вопрос правильный, и у меня нет причины не отвечать. Первое: я обедаю в университетском кафе. Уши у меня открыты. Второе: на похоронах я не был, но присутствовала добрая половина факультета. Я бы тоже поехал, дань уважения… такая ранняя смерть… Но в тот день меня здесь не было, проводил отпуск в Европе. Так вот, половина факультета была на похоронах и, естественно, рассказала другой половине, которая на похоронах не присутствовала. И все обратили внимание на Магду Фирман. Тут я умолкаю, потому что присутствие Магды на похоронах — факт, а ее поведение — сумма впечатлений, не больше, не будем умножать сущности… и так далее. Я ответил на ваш вопрос?