— Этого процесса, — повторил Розенфельд, понуждая Магду к продолжению.
— Процесса разрыва ветвей.
Она покачала головой и обхватила себя руками за плечи. Ее знобило.
— Он не смог бы это сделать сам.
Розенфельд молчал.
— Еще кофе? — спросила Магда.
— Спасибо. — Розенфельд поднялся. — У вас прекрасный кофе. И вы прекрасный физик.
Он сделал едва заметную паузу и закончил:
— И блестящий математик. В отличие от Смиловича.
— Вы это хотели услышать?
Розенфельд услышал все, что хотел. Магда сказала все, что считала нужным.
— Спасибо, доктор Фирман, — произнес он.
Легче ему стало оттого, что теперь он был уверен, будто знает все?
С профессором Литроу он столкнулся в коридоре третьего этажа учебного корпуса. Розенфельд искал химика по фамилии Догмар, к которому у него были вопросы по поводу нового способа создания сверхпрочного графенового материала в связи с экспертизой по делу об убийстве Баллантера — совладельца компании «Кристалл», выпускавшей графеновые подкладки для бронежилетов. Литроу то ли спешил на лекцию, то ли прохаживался быстрым шагом, раздумывая на ходу. Розенфельд случайно задел профессора локтем, извинился, и только после этого они обратили друг на друга внимание. Розенфельд еще раз сказал: «Простите, профессор», Литроу улыбнулся и вежливо ответил: «Добрый день, доктор Розенфельд». Возник естественный повод поздороваться и обменяться парой слов.
— Дело о смерти Смиловича сдали в архив, — сообщил Розенфельд.
— Разве было такое дело? — удивился Литроу.
— Стандартная процедура инспекторской проверки.
— Жаль Смиловича. — Налицо профессора набежала тень — возможно, от облака, закрывшего солнце.
— Хорошо, что я вас встретил, — сказал Розенфельд, думая, казалось, совсем о другом. — Хотел поговорить об отсутствии свободы воли в классических мирах, мне так мало об этом известно… Да и времени у вас, скорее всего, нет.
— У меня четверть часа до лекции, — задумчиво произнес Литроу.
«Я знаю», — чуть было не сказал Розенфельд.
Облако сдвинулось, и на лице Литроу вновь играли солнечные зайчики.
— Очень интересная проблема, — сообщил он. — Вы — о письме, в котором Смилович предсказал день своей смерти?
Отвечать Розенфельд не стал.
— Это могло быть и простой случайностью. Я бы не стал на одном факте строить далеко идущие предположения.
— Я тоже, — согласился Розенфельд. — Но как все складывается! Смилович и Фирман встречаются. Оба работают над одной темой: какой станет реальность, если отделить ее от остальных ветвей многомирия.
— Так, — кивнул профессор. — Теоретически отделить можно. Но на деле…
— Конечно! — воскликнул Розенфельд. — Бесконечно сложно! О том и речь. Но ведь Смилович сумел, судя по его письму. Он знал, что с ним произойдет, когда и… — Розенфельд помедлил. — И почему.
— Не станете же вы утверждать, что он хотел для себя такой ужасной смерти! К тому же…
— Он не смог бы сам рассчитать процесс, — перебил Розенфельд. — Фирман — более талантливый математик. И они поссорились. Смилович ее прогнал. У женщин любовь быстро переходит в ненависть.
— Вы обвиняете доктора Фирман? — Профессор возмущенно ткнул пальцем в грудь Розенфельда. — Глупости!
— Она могла это сделать.
— Нет! Магда прекрасный математик, но и она не смогла бы рассчитать этот процесс, даже если бы захоте…
— А вы? — тихо спросил Розенфельд.
Сколько времени прошло, пока длилось молчание? Розенфельду показалось: час. Солнечный зайчик сдвинулся и теперь сидел на его плече, будто прислушивался к тишине.
Прошла минута.
— А что я? — сказал профессор.
— Ни Смилович, ни Фирман не могли сделать этот расчет. Вы — могли.
— Зачем?
Розенфельду хотелось ткнуть профессора пальцем в грудь, но он не стал этого делать.
— Любовь.
— К математике? — Ирония в голосе не могла скрыть беспокойства.
Розенфельд выдержал паузу.
— К Магде.
И, прежде чем профессор смог вставить слово, быстро продолжил:
— Вы говорили ей об этом. Вы ее добивались. Любовь с первого взгляда, верно? Только не между Смиловичем и Фирман. Фирман была вашей сотрудницей. Вы с ней встречались. Не знаю, что было между вами, но Смилович узнал. Возможно, не без вашего участия, хотя я не могу это доказать. Он был человеком вспыльчивым и с Магдой порвал. К тому времени он, вероятно, уже жил в коконе, и конец его был предрешен. Никто не мог связать это с вами. Уверен: вы написали статью о методике создания классического мира в результате разрыва связей с многомирием. Вы — ученый и не могли не зафиксировать приоритет. Вряд ли в вашем компьютере есть этот материал, существует масса возможностей хранить файлы так, чтобы ни одна экспертиза…